Я скривился, вспомнив о «сделке века». Сол и Сьюки — бр-р…
Двойник умоляюще взглянул на меня.
— Убей меня, Джон. Пожалуйста.
— Каким образом?
— Проснись, больше ничего.
— Какой смысл? Ты не спишь.
— Зато ты спишь. Для людей все работает иначе, чем для холоков. Наша связь сильнее, чем материнская пуповина. Разрежь ее, и младенцу конец. Проснись, и все исчезнет: я. Лора, холоки. Мы станем всего лишь возможным прошлым, у которого не оказалось будущего.
Полный абсурд, подумал я. Впрочем, во сне еще и не то бывает.
— Ты хочешь убить Лору?
— Я хочу спасти Землю от страшной участи, которой она не заслуживает. А здешней несчастной расе лучше было бы никогда не появляться на свет.
— А как же ребенок?
— Не волнуйся, — заговорщически улыбнулся он, — всегда есть дверь номер три… Ты знаешь, ведь то, что Лора говорила о людях, правда. Я слышал все это много раз. Но кое о чем она не упомянула.
— Например?
— Смех, стихи, музыка, секс, цирк, рок-н-ролл… хот-доги, наконец! Холоки знают о людях все… кроме того, что как раз и делает жизнь стоящей штукой!
— Терпеть не могу хот-доги, — сказал я. Он не обратил внимания и продолжал:
— Вспомни, что ты чувствовал, когда слушал Лору.
Он не обратил внимания и продолжал:
— Вспомни, что ты чувствовал, когда слушал Лору. Наверняка думал: «Да, но… Все верно, но…» Все равно что описывать Нью-Йорк и забыть про статую Свободы. Понимаешь?
— Не совсем, — признался я.
— Ладно, — нахмурился он. — В общем, они мне напоминают дочь Хогана — ну… ту, у которой проблемы с обучением…
— Дженис?
Надо же, он любит хот-доги, а я помню имена. Двойник кивнул.
— Вот так и холоки: слышат слова, различают символы, а сопоставить не могут. Это их слабое место. Они слишком практичны для чудес.
— Боже мой! — воскликнул я. — Так ты верующий?
— Нет, — рассмеялся он. — Я-то как раз скептик, мне нужно все доказывать. Верующий — ты.
— Это сон, — убежденно сказал я.
— И сон, и явь. — Двойник улыбнулся. — Не переживай, я же тебе сказал тогда, в Чикаго, что все получится.
Я не знал, что ответить. Он снова обнял меня.
— Сделай это, Джон. Избавь Лору от ее страшного детства, а своего сына — от не менее страшной жизни. Сола — от вечного чувства вины. Планету — от Третьей мировой. Спаси пас всех. Проснись, чтобы я стал лишь коллекцией смутных воспоминаний о том, чего никогда не было. Если ты меня любишь…
Насчет любви, честно скажу, не знаю. Но он накручивал волосы на палец совсем как я… Хороший парень. Мне его будет не хватать.
34
Это был один из тех снов, в которые вплетаются звуки из реальности. Маятник старинных напольных часов величественно раскачивался, но вместо гулкого боя слышались мелодичные птичьи трели. Такое несоответствие меня раздражало, и наконец, потеряв терпение, я повернулся к зеркалу и спросил свое отражение:
— Неужели никто не починит эти проклятые часы? Двойник в зеркале махнул мне рукой, задрожал, пошел волнами и растворился в воздухе, как мираж над горячими песками. Я снова оглянулся на часы и услышал, как знакомый голос произносит «Славься, Господь…». В мои закрытые веки ударил солнечный свет, и я очнулся. Сол в своем любимом стеганом халате сидел рядом со мной на кровати в номере отеля «Лоуиз».
— Вот и ты, док, — расплылся в улыбке старик. — Прости, что не уберег твое ухо. — Правое ухо и в самом деле саднило, как будто его кто-то ущипнул. — Я уж думал, ты не вернешься.
В тот момент я не ощутил радости, что снова вижу его, и даже не был рад, что остался жив. Мне хотелось обратно в сон. И зачем только он меня разбудил? В душе разверзлась странная гнетущая пустота, и одновременно что-то не давало покоя. Что-то я забыл, что-то осталось несделанным, но что?
Сол похлопал меня по плечу.
— Знаю, знаю… Пройдет.
Я закашлялся. В легких почему-то оказалось полно мокроты.
— Что пройдет?
— Да вот это, — хмыкнул он. — Я первое время, как вернулся, был как выпотрошенный. Вроде кессонной болезни: твоя психика как бы еще пока под водой. Не переживай, через полчасика будешь как новенький.
К горлу подступила тошнота. Мне хотелось плакать.
— Грустно… — пробормотал я. — Почему мне так грустно?
— Как будто потерял лучшего друга, — кивнул Сол. — Знаю, у меня то же самое было. Казалось, еще немного, не выдержу и вышибу себе мозги. Потому и сижу с тобой. Все пройдет, поверь.
Я тихонько всхлипнул. Сол, вздыхая, гладил меня по голове и говорил, говорил, но ничего не помогало. Мое тело словно оплакивало какую-то невосполнимую потерю, о которой я не знал.
Сол принес мне стакан воды и продолжал говорить:
— Пустота. Они вдыхают ее как воздух, но сами не понимают, чего лишены. Ноты-то ведь понимаешь? — Я кивнул. — Это проклятие холоков. Они наркоманы, у которых кончается запас. Им пришлось выбирать между верной гибелью и потерей того, без чего их жизнь невыносима. — Он потрогал мой лоб. — Температуры нет. Это хорошо. — Он снова похлопал меня по плечу. — Я позвонил Хогану, он прилетит завтра.
Хоган… Хорошо, что он будет рядом.
— Что у нас завтра? — спросил я.
— Отличный вопрос, — рассмеялся Сол.
Волна тошноты снова накатила и отступила. Я зябко повел плечами.
— Боже мой, как же мне паршиво… А где Ванда?