— Я лгала тебе, — прошептала она.
6
Хоган встретил меня в коридоре у двери палаты.
— Что ты так поздно? — спросил он, глядя на часы.
— Да вот, зашел…
— Господи, цветы, а мне и в голову не пришло.
— Как поживаешь, братец?
— Да ничего. Вы разминулись с Энджи, она только что была здесь с девочками. Гватемала — это где?
В этом весь Хоган. Любые дела только отвлекают его от мыслей о чем-то еще более срочном.
— Вроде бы в Центральной Америке.
— Ей пришла в голову идиотская идея поехать туда с миссионерами.
— Да ну?
— Я даже не знаю испанского! И на работе без меня все зависнет.
— А детей куда?
Он застыл как громом пораженный.
— Я и забыл совсем. Ну конечно!
— Может, это просто игра? — задумчиво предположил я. Никогда не могу удержаться, чтобы его не поддеть.
— Ты думаешь? — оживился он. — Типа кризиса среднего возраста? Я читал о таких вещах в дайджесте.
— Типа кризиса среднего возраста? Я читал о таких вещах в дайджесте.
Хоган мнит себя тонким знатоком психологии, но по всем вопросам, касающимся особой породы, именуемой «женщины», он всегда советуется со мной, хотя, впрочем, никогда не следует моим рекомендациям.
— Запросто.
— Надеюсь, что так. Терпеть не могу испанский.
— А как она? — Я кивнул на дверь, из-за которой слышались оживленные голоса — телевикторина или семейный сериал.
Брат покачал головой.
— Совсем плохо, Джонни. Приготовься к худшему.
— Она не в коме?
— Нет, но желтая как лимон. Разлитие желчи. Боже мой, ее как будто намазали маслом.
— Главное, как-то все вдруг…
— Врачи говорят, что она уже несколько месяцев была серьезно больна. И как всегда, никому ни слова. До последнего заправляла в своем совете прихожан. — Наклонившись, он шепнул мне на ухо, будто нас мог кто-нибудь подслушать: — Уже затронут позвоночник, осталось совсем недолго. О тебе спрашивала… — Он опустил глаза и добавил, явно делая над собой усилие: — Слушай, ты только не подумай, что я… Ты не хочешь извиниться?
— За что?
— Ну… ты знаешь. Вообще.
— Нет, — отрезал я. У католиков какой-то пунктик насчет прощения. Мне это всегда казалось делом второстепенным. Слишком много мне приходилось видеть избитых жен, брошенных детей и всевозможных невротиков, которые только счастливы простить своих обидчиков, особенно если по-прежнему их любят. Но это слишком просто. Настоящее понимание и излечение стоит дорого, и для него необходимо вновь пройти через всю боль прошлого.
Хоган замахал руками, словно я его не понял.
— Да нет, не всерьез. Ну… просто чтобы поддержать ее немножко. Поплакать там и все такое.
— Поплакать?
— Послушай, в конце концов, что важнее — твоя гордость или ее настроение? Конечно, это не мое дело, и Энджи тоже сказала мне не лезть, но… ты же сам понимаешь — это как последнее вбрасывание…
— Хоган, не надо спортивных аналогий.
— Я тебя не осуждаю, пойми! История с университетом была сто лет назад.
— Да при чем здесь…
— Я просто прошу тебя подумать! Черт побери, это ведь может помочь ей… О! — вдруг обернулся он. — Это, должно быть, Нэнси?
Я посмотрел в ту сторону и вздрогнул. Это была Лора. Она шла к нам по коридору в открытом бирюзовом платье, приветливо улыбаясь.
— Нэнси? — удивленно переспросила она. Хоган взглянул на меня и смущенно добавил:
— Ну да… Нэнси — твой… э… юрист.
— Хоган, это Лора, — сказал я и запнулся, чуть было не добавив «моя пациентка», потом «моя знакомая», потом «мы работаем вместе». В конце концов я просто промолчал.
Лора с Хоганом обменялись рукопожатием. Его мнение обо мне как об охотнике до «синих чулков», похоже, рассыпалось в прах. Казалось, он сейчас хлопнет меня по плечу.
Брат ушел, чтобы раздобыть вазу для цветов, а я повел Лору в пустую приемную по соседству. Помню, я тогда подумал, что впервые за месяцы знакомства моя пациентка выглядит «настоящей». Цвет ее платья удивительно сочетался с сиянием зеленых глаз. От нее пахло сливочным мороженым. Она смотрела на меня с деловым видом, без всякого смущения, словно имела законное право здесь находиться. Живая, ослепительно красивая, полная достоинства.
И все это меня донельзя раздражало.
— Лора, что ты здесь делаешь?
— Я пришла, как только узнала, — сказала она озабоченно.
— Узнала? Как ты могла узнать?
— Не важно. Как дела?
— Важно, — нахмурился я. Моя секретарша не имела привычки болтать. Кто же тогда?
Лора вздохнула.
— Я пришла на прием к своему врачу, а когда проходила через приемный покой, услышала, как кто-то спрашивает номер палаты Розы Доннелли.
— Но почему ты решила, что речь идет о моей матери? Она сложила на груди руки и покачала головой, словно объясняла непонятливому ребенку.
— Ничего я не решила — просто увидела тебя.
Врет, понял я, тут же удивившись собственному удивлению. Разве не врала она во время всех наших встреч, сознательно или подсознательно? Отчего же теперь я так поражен своим открытием? Неужели стал и в самом деле доверять ей?
— Наверное, это была моя невестка, — предположил я, больше чтобы успокоить себя. И снова реакция Лоры заставила меня насторожиться — слишком уж она была естественна.
— Не знаю, — ответила она немного раздраженно. — Я ее не видела.
— Хорошо, Лора, — вздохнул я. — Спасибо тебе за сочувствие. Встретимся завтра как обычно.