— Пошли дальше! — Он выпрямился и нацепил значок мне на грудь. Я так и не успел прочитать, что там написано.
— Что это?
— Холодная пайка, — лукаво улыбнулся он.
— Ну спасибо… — Я прочитал его собственную табличку: — «Пауза»… А это еще что за хреновина? Что-то медицинское?
— Да ладно, пошли! — бросил он через плечо. — Надо найти Ленин.
По пути в гостиную я улыбнулся нервной даме-портье. Она сначала растерялась, потом улыбнулась в ответ, но как-то неуверенно, будто забыла, как это делается. Интересно, что с ней такое?
Ленни Толкин, тощий старичок в белом костюме, который был на два размера ему велик, явно знавал лучшие времена. Белки его глаз ярко выделялись на фоне темного калифорнийского загара. Голый веснушчатый череп кое-где покрывали островки трансплантированных волос. Ленни курил тонкие дешевые сигары, от него исходил какой-то затхлый запах. Пожав ему руку, я ощутил все косточки до единой. Голос его напоминал голос Сола, но был несколько выше и с более гнусавыми интонациями. Слушать такой голос с похмелья я бы не смог. На его табличке было написано «Щекочущий». Я прислушался к разговору.
— И тогда я перебрался в Сан-Франциско, — рассказывал Ленни. — Там уже была довольно развитая подпольная индустрия, но много халтуры. Опять же никакого серьезного финансирования и сети продаж.
— Фильмы? — поинтересовался я. Ленни равнодушно взглянул на меня.
— По большей части короткометражки. В классическом стиле.
— Что-нибудь известное? Опять тот же взгляд.
— М-м… сомневаюсь.
— А «Щекочущий»? — показал я на бирку с надписью. — Был же такой «ужастик» в пятидесятых, разве нет?
— Он что, шутит? — Ленни удивленно взглянул на Сола. Тот покачал головой и хлебнул апельсинового сока. Ленни снова уставился на меня. — Это мой собственный проект, мое изобретение! То, что вы имеете в виду, называлось «Трепещущий».
— Ах, ну да… — смутился я. — Извините. Ленни уже продолжал, отвернувшись к Солу:
— Мы попали прямо в десятку! Тогда все только начиналось, таланты стоили дешево, и фильмы тоже. Трудно поверить, сколько нового народу тогда появилось. Прямо-таки ниоткуда: из производственной документалистики, из учебного кино для школьников… И каждый готов был на что угодно за единственный шанс сделать фильм! — Он горько усмехнулся. — Теперь они все большие шишки, не дотянешься. На мои звонки не отвечают…
— Кто, например? — вставил я. Ленни недовольно поморщился.
— Да кто этот хиппи? — кивнул он на меня.
Волосы я носил не очень короткие, и очки у меня были в проволочной оправе, но с тех пор, как меня в последний раз называли «хиппи», прошло уже не знаю сколько лет.
— Познакомься, это Джон, — сказал Сол. — Он мой доктор.
— Неправда! — запротестовал я. Сол ухмыльнулся.
— Ладно. Это Джон. Он не мой доктор.
— Вот даже как? — просиял Ленни. — Это ж надо, личный врач! Ты всегда был на высоте, старина! А вот мне врачи говорят, что твердую пищу мой желудок уже не переносит… Ладно, какая разница, все равно когда-нибудь помирать придется. Давай-ка лучше выпьем! — Он сгреб наши бокалы и перенес в отдельную пластиковую кабинку возле окна, повторяя, что выпивка за его счет, хотя все и так было бесплатно.
— Слушай, я тебе рассказывал про белок? Самый большой мой заказ — от Диснея! Тс-с! Они не хотели, чтобы кто-нибудь знал о моем участии.
— Почему? — удивился я.
Теперь на меня уставились оба. Я смущенно опустил глаза.
— Помнишь ту идиотскую серию про природу? — продолжал Ленни. — Ну, там, типа, дикие животные: кошки разные, медведи, шакалы… Прыгают, резвятся и все такое. И вот однажды он просматривает отснятый материал и вдруг начинает лезть на стену. Орет, бесится, с ума просто сходит. «Белки! — вопит. — Белки! Что такое с этими чертовыми белками? Вы спятили все, что ли?» Все стоят разинув рты и ни хрена не понимают. А дело в том, что у белок красные задницы, и они то и дело поворачиваются ими к камере, прямо в глаза зрителям! «Вы что думаете, — орет Уолт, — вся Америка должна сидеть, жевать попкорн и таращиться белкам в задницу? Исправить немедленно!» И тут оказалось, что делать это никто не желает: они ведь все там художники, высшая раса. На счастье, вспомнили обо мне, что я начинал с мультипликации и к тому же нуждаюсь в деньгах. В результате я битых две недели сидел и замазывал краской задницы этим несчастным белкам! Работенка вообще-то непыльная, и платили хорошо, но… — Ленни развел руками. — Был один неприятный момент: выглядело все так, будто за белками летят крошечные мотыльки и вроде как нюхают им задницу. Уолт опять орать: «Я вам что говорил? Исправить! А вы мне подсовываете какой-то разврат! Всех уволю к чертям собачьим! Наденьте на них трусы, в конце концов, или платья, или что угодно!» Так и стали у них белки щеголять в балетных пачках. Вот откуда пошла мода смешивать живое кино с анимацией!
К этому моменту мы с Солом уже держались за стол, чтобы не сползти на пол от смеха.
— Теперь другие времена, — печально улыбнулся Ленни. — Раньше у нас был приличный бизнес: неглиже, полумрак и так далее… Настоящие сюжеты, черт побери! Наши ребята умели играть перед камерой. А теперь одна гидравлика — трубы да поршни! Эти чертовы стимуляторы — они все и испортили…