Я знаю по опыту, что могу помочь пациенту, только если испытываю к нему хотя бы тень сочувствия. Не любишь — не вылечишь. Избито, но верно. Что, кроме отвращения, мог вызвать этот человек? Однако, глядя на него, такого жалкого, с дрожащими руками и бегающим взглядом, и слушая его дрожащий голос, я мало-помалу стал испытывать совсем иные чувства. Мы были словно два заблудившихся путника в темном лесу у костра среди неведомых опасностей надвигающейся ночи.
— Мне снятся сны, — вдруг всхлипнул Кифер.
— Сны? — вскинулся я.
— Да. Страшные, очень. Раньше мне редко что-нибудь снилось, и если снилось, утром я ничего не помнил. А потом… после того, как мы с вами встретились, все и началось. Тогда я не думал, что они как-то связаны… пока… пока… этот последний… — Он плакал и плакал, не в силах остановиться. — Я сойду с ума… клянусь богом, сойду с ума.
— Говорите же, Кифер!
Он вытащил из пачки еще одну сигарету.
— Просто Джек.
— Хорошо, Джек.
— Что это значит, когда ты видишь сон, и он такой… такой настоящий, что как будто и не сон вовсе?
— Бывает по-разному. Скорее всего что-то старается выйти наружу.
— Выйти наружу? — со страхом переспросил он.
— В нашем подсознании хранится много такого, о чем мы и не подозреваем. Если эта информация почему-либо важна для нас, она пытается прорваться, и тем сильнее, чем старательнее мы ее подавляем.
— Не знаю… Только не похоже, чтобы это было мое подсознание.
— Почему?
Он беспокойно заерзал в кресле.
— Я три ночи не спал. Боюсь этой обезьяны.
— Какой обезьяны?
— Того последнего папуаса, которого мы убили. После него я уже никого не мог выбросить из вертолета. Он был совсем молоденький, почти мальчишка… Улыбался мне до самого конца…
— Я где-то читал, что так бывает, когда они испытывают страх.
— Что бывает?
— Они улыбаются.
— Вот как? — хмыкнул Кифер. — А я-то все думал, чему они так рады. — Он вытащил салфетку, высморкался и сжал ее в комок. — Я за двадцать лет ни разу не вспомнил о нем, а неделю назад он начал мне сниться. Сначала он вообще ничего не делал — просто стоял в сторонке и смотрел. Потом стал ходить за мной, говорить… И теперь каждую ночь… — Он передернул плечами и еще глубже вжался в кресло.
— О чем он говорит, Джек?
— Об этой вашей Лоре, все время только о ней.
— О чем он говорит, Джек?
— Об этой вашей Лоре, все время только о ней. Каждую ночь. Мы в вертолете, и у меня руки и ноги связаны — залеплены жвачкой, красной такой, липкой… А он меня допрашивает. Слышно, как винт крутится, внизу верхушки деревьев… а он все улыбается и спрашивает, спрашивает… — Он задохнулся от рыданий.
— О чем спрашивает?
— «Где Лора? Расскажи мне о Лоре. Ты видел ее сиськи?» — Он горько усмехнулся. — А я не могу ответить… то есть… что ни говорю, все не подходит. Черт возьми, я и видел-то ее только раз. Десять минут говорили, и все. Что я могу знать? Я ему говорю: «Кому какое дело до этой Лоры?» А он все твердит и твердит — одно и то же. А я просто не знаю! — Кифер снова всхлипнул и вытер нос рукавом. — Потому что я приманка, вот почему! Которую сбрасывают вниз — чтобы расколоть того, настоящего!
— Какого настоящего, Джек? — спросил я, изо всех сил стараясь сохранить спокойный вид. — Кто он? За кем они охотятся?
— Я не знаю! — Он посмотрел на меня как побитая собака. — Можно вопрос? — Я кивнул. — Что за дрянь такая, эти холоки?
Я чуть не упал со стула. Потом подался вперед и спросил шепотом:
— Где вы о них слышали?
— Да нигде, в том-то и дело! — Кифер бросил скомканную салфетку на ковер. — Ни черта я о них не знаю! А он говорит так, будто я должен знать. Стоит в своем дурацком красном свитере и твердит: «Кто такие холоки? Расскажи мне о холоках. Что ты знаешь о холоках?»
15
Найти, где живет Сол, оказалось чертовски трудно. Я долго кружил по переулкам к северу от Кобо-Холла среди пустырей, заколоченных магазинов и ветхих жилых домов, ни один из которых не подходил по номеру, и уже хотел плюнуть и повернуть назад, как вдруг, в очередной раз проезжая мимо католического храма, увидел, как по ступенькам спускается человек в черной сутане. Высокого роста и с бодрой походкой, вблизи он оказался совсем стариком. Я притормозил и помахал ему рукой. Сол? Разумеется, знает. Сола тут все знают. Подъезжайте вон туда, к дому настоятеля, и стучитесь.
Захлопнув дверцу, я обернулся и успел заметить серый «плимут», свернувший за угол. Снова толстяк — моя вечная тень. Ревнивый ухажер Лоры? Не он ли в таком случае разделался со Стюартом? Или агент ЦРУ, выслеживающий инопланетян? Может быть, они снова запустили тот старый секретный проект ВВС. «Синяя книга» правительства и все такое прочее. Поневоле станешь параноиком… Хватит.
Дверь со скрипом отворилась, и миниатюрная чернокожая секретарша с напомаженной прической повела меня по сумрачным коридорам старинного здания, которое явно знавало лучшие дни, судя по роскошным люстрам, окнам из свинцового стекла и массивным резным перилам. Мы остановились на втором этаже, в комнате над гаражом, в котором прежде, наверное, помещалось не менее пяти машин.
— Вы священник? — поинтересовалась моя провожатая.
— Нет.