— Ну да, примерно так, — кивнул я. Лора пожала плечами.
— Не знаю почему. Наверное, они стареют быстрее, чем вы, или люди иначе реагируют на космический перелет. А может быть, Сьюки умел сохранять зародыш в своей «матке» в заторможенном состоянии. Тут я тебе ничем не могу помочь. — Она провела рукой по пыльным листьям чахлого фикуса, стоявшего возле кресла. — Мне сказали, что первые несколько лет я сильно болела — никак не могла привыкнуть к их атмосфере. Подолгу лежала в изоляторе. Кормили меня через трубку и далеко не сразу разобрались, какая мне нужна пища. Говорят, я открыла глаза только в год и потом плакала несколько дней подряд. Моей любимой игрушкой был колнок — такая штука в форме пончика. Я его жевала, агукала и все такое. А вообще была очень тихая, почти все время спала. Сама, конечно, ничего этого не помню… — Лицо Лоры смягчилось, глаза затуманились воспоминаниями. — Первое, что помню, это лицо Сьюки.
Оно такое… Длинное, как у меня, и очень узкое. Глаза зеленые, кожа белая и будто резиновая, ни одной морщинки. Нос совсем маленький, под ним сразу рот — просто щель, без губ. Зубов нет, язык длинный и белый. Когда он говорил, рот почти не шевелился. Прекрасное лицо, я могла рассматривать его часами. Сьюки не разрешал себя трогать, но смотреть я могла сколько угодно. — Она показала на свои глаза. — Глаза у них — самое главное, они выражают все. Зрачки сужаются и расширяются в зависимости от настроения. У меня они неподвижные, видишь? — Я кивнул. — Люди очень примитивно понимают выражение лица, хотя лучшие ваши менеджеры довольно тонко чувствуют глазную мимику.
Я невольно вспомнил своего брата Хогана. Может быть, и он так успешно продает машины, потому что читает по глазам? Я-то всегда думал, что дело в его таланте вызывать жалость.
— Глазная мимика? — с сомнением переспросил я.
— Это существенная часть их языка. Они вообще почти не разговаривают вслух — отвыкли, наверное. Предпочитают пользоваться телепатией.
Час от часу не легче. Теперь еще и телепатия. Полный привет.
— И ты тоже?
— Нет. Я не умею передавать, только принимать. В отличие от людей — вы можете и то, и другое.
— Что? Мы способны обмениваться мыслями?
— Но не друг с другом. Только с ними. Вообще-то вы постоянно это делаете, — улыбнулась Лора.
— Постоянно? — Я раскрыл рот от удивления.
— Ну да.
Я на секунду задумался.
— Что, и я тоже? Прямо сейчас?
— Нет, конечно. Сейчас ты разговариваешь со мной. Иногда мне хотелось ее ударить.
— Так как же мы узнаем, когда телепатируем?
— Никак. Вы не умеете. Но делаете это все время, как делали всегда.
— Ничего не понимаю…
— Когда спите.
Я вздохнул. Старая история. Ничего не проверишь. Тот, кто спит, плохой свидетель. Лора уже в который раз завела меня в тупик.
— Что-то не припомню снов про белокожих резиновых пришельцев и уверен, что таких, как я, миллионы.
— Ну хорошо, давай по порядку.
— Ну хорошо, давай по порядку. Ты видел когда-нибудь сон — такой яркий, такой правдоподобный, будто тебе его показывал кто-то другой?
— Довольно часто. — Особенно в последнее время.
— Ну вот. Телепатия — это не только слова. На самом деле это вообще, как правило, не слова, а образы, картинки. Именно так они и разговаривают и с вашим миром так же общаются. Ваши сны — это дверь между мирами. — Она подалась вперед, увлеченно жестикулируя. — Вспомни оцепенение спящего в фазе быстрого сна. Похоже на паралич, правда? Вот тогда пространство и сворачивается. Вы тоже так можете, но пока еще слишком рано — нужна настоящая революция в понимании реальности. Вся эта странность снов, абсурдная логика, невероятные пейзажи, временные скачки, дикие ассоциации — все, что кажется нормальным только во сне, — это они! Их мысли. И бессмысленная жестокость во сне — это тоже они.
— Но в снах мы видим наш мир, пусть и искаженный, — возразил я.
— Потому что они используют ваш язык. Переводят на него. Они не могут навязать вам свои образы и вмешиваются в ваши. Не создают, но управляют.
— Ты хочешь сказать, что наши сны — это пьесы, поставленные по их сценарию?
— Не совсем так. Они как бы надевают на себя ваши образы, но действиями руководите вы вместе. И самое главное, никаких сценариев нет, только импровизация.
— Что же они хотят нам сказать?
— Ничего. Им нечего сказать, как, впрочем, и вам. Это просто игра.
— Игра? — пролепетал я, совсем сбитый с толку.
— Конечно. Ведь большинство снов имеют довольно легкомысленный сюжет, правда? Для расы, помешанной на порядке, эффективности, техническом прогрессе, это вид отдыха, способ немного расслабиться.
— Значит, они просто так развлекаются? Она лукаво улыбнулась.
— Вот именно.
— Но тогда… — Меня вдруг осенило. — Если они участвуют в наших снах, то должны, наверное, видеть нас и своих?
— Нет.
— Почему?
— У них не бывает снов. Потому-то вы им и нужны.
— Мы им нужны?
— Да.
«У привидений не бывает снов», — вспомнил я. Вот, значит, как.
Вам никогда не приходило в голову, что сумасшествие заразно? Много раз, выходя из клиники после сеанса, я вдруг останавливался как вкопанный и начинал удивленно озираться. Чем привычней становилась для меня реальность Лоры, тем более странной и чуждой казалась своя собственная, будто я каким-то чудом перенесся на полсотни лет вперед и мог окинуть критическим взглядом условности, которые прежде воспринимал как данность. На красный стоим, на зеленый — едем. Платим деньги, чтобы поставить машину. Каждый день — ровно двадцать минут новостей. Здоровых женщин считаем толстыми и некрасивыми. Из всех живых существ более всего уважаем тех, кто ловок в обращении с мячом. Небо у нас голубое. Только подумайте — голубое! А знаете ли вы, что такого неба нет ни на одной планете, кроме нашей? Все дело в необычных свойствах атмосферы. Случайность, причудливая игра космических сил. Что такое наш мир? Всего лишь один из миллионов возможных. Представьте хомяка, запертого в клетке на прилавке зоомагазина в окружении зеленых хамелеонов, бешено тараторящих попугаев, мелькающих радужных рыбок в огромных аквариумах… Разве тут не сойдешь с ума? Странное силовое поле, не дающее убежать, холодные глаза неведомых гигантов, наблюдающие сверху, и их огромные хищные лапы, готовые в любой момент схватить тебя и унести бог знает куда. Чудовищное сочетание: клаустрофобия, паранойя и сознание полной беззащитности. Наверное, и Лора чувствовала примерно то же самое в кипящем водовороте нашего мира, где нищенские гетто соседствуют с пышными особняками, наркопритоны — с храмами, белые кварталы — с китайскими, негритянскими и арабскими.