— Не слишком ли просто? — усомнился я.
— Да, просто, — согласился Сол. — Поэтому никто разглядеть и не может. Слишком глубоко оно сидит — с базовыми первобытными инстинктами так просто не расстаются. Но если когда-нибудь мы все осознаем, что кошмар окончился, что враг — это просто миф, наш мир изменится до неузнаваемости.
— Трудно поверить.
— Почему? Ведьм перестали жечь на костре, когда поняли, что они просто женщины. Перестали торговать рабами, когда поняли, что они такие же люди. Когда-нибудь мы и детьми перестанем распоряжаться как своей собственностью. Может быть, и женщин перестанем насиловать. Все, что нужно, — это изменение вот здесь! — Он постучал пальцем по лбу. — Вот где сидит настоящий враг.
— У Юнга есть кое-что по этому поводу, — заметил я. — О том, что наши враги — всего лишь проекция темных сторон нашего подсознания. Мы переносим на других то, что не можем принять в себе самих. Фактически проецируем наш собственный страх.
Сол значительно кивнул.
— А если причины для страха больше нет? Как биологический вид относится к вымершему хищнику — неужели он вечно сохраняет бдительность? У человечества всегда были враги, и чувство страха было необходимо для выживания. Теперь врагов нет, а страх остался.
— Но… — протянул я, — есть же еще террористы, фанатики, расисты, наркоторговцы… Преступность существует, это не иллюзия. А вы говорите, нет врагов.
— Хорошо, давайте посмотрим. С кем воюют террористы и фанатики? С такими же террористами и фанатиками. Разве стали бы они вести себя как дикие звери, не будучи загнанными в угол? Что касается наркотиков, то это лишь средство, помогающее избежать страха.
Разве стали бы они вести себя как дикие звери, не будучи загнанными в угол? Что касается наркотиков, то это лишь средство, помогающее избежать страха. Расизм — не более чем поиск козлов отпущения, основанный на том же иррациональном страхе. А сколько преступников сделались таковыми только из-за голода и бедности — вы считали? И если мы так уж заботимся о своей безопасности и их исправлении, то почему содержим в тюрьмах среди таких же, как они, создавая целые криминальные сообщества — новых врагов, чтобы их бояться? Надо искоренить сам страх, тогда не будет и врагов!
Я задумался. Мир без страха? Легче представить себе море без воды.
— Нет, невозможно, — покачал и головой.
— Чушь! Все возможно, если только произойдет революция в нашем понимании реальности. В восемнадцатом веке автомобиль тоже показался бы фантастикой. Попробовали бы вы объяснить ученому девятнадцатого века теорию относительности! В нашем случае речь тоже идет о революции, только не политической или технической, а о революции в сознании.
— Новая утопия? — нахмурился я. — Что-то не верится.
— Теперь придется, — сурово отчеканил Сол. — Мы должны в нее поверить. Холокам во что бы то ни стало нужно заставить нас сохранить образ врага. Они нарочно наполняют наши сны кошмарами, навязывают нам дикий первобытный страх. «Враг есть, — говорят они. — Вооружайтесь!»
— Но зачем такая секретность?
— Их оружие — страх. А страх имеет обыкновение прятаться в темных уголках сознания, среди неизведанного, необъяснимого. Обычная тактика партизанской войны.
— А не легче ли просто-напросто захватить власть?
— Они не хотят управлять.
— Не хотят?
— Не-а, — с улыбкой протянул Сол. — К чему им устанавливать новый порядок? Наоборот, важно сохранить положение вещей. Само их существование требует, чтобы мы уничтожили себя.
Мне становилось все более не по себе. Наверное, я чувствовал в глубине души, к чему он ведет.
— Вы говорили об одном человеке…
— Совершенно верно. И этот человек — вы. Только от вас зависит, будут ли существовать холоки.
— От меня?
— От вас.
— Каким же образом?
— В этом году у вас родится ребенок. Холоки установили, что именно ваш потомок вызовет революцию в человеческом сознании, создаст совершенно новую концепцию, преобразит мир. С образом врага будет покончено.
— Они это видели?
— Своими глазами, — ухмыльнулся Сол. — Так что позвольте мне первым поздравить будущего папашу.
— Черт побери! Почему бы им тогда просто не убить меня и не избавиться от проблемы раз и навсегда?
— Нельзя. Ребенок у вас будет, этого они предотвратить не могут, только следить.
В памяти вдруг всплыли слова Лоры: «В моем распоряжении всего год».
— Лора?! — воскликнул я. Старик кивнул.
— Они послали Лору, чтобы она забеременела от вас. Существует два варианта. Либо она возвращается к ним вместе с дочерью, либо рожает сына и остается здесь.
— А сын…
— Правильно. Сын для них не опасен, только дочь.
— Почему Лора согласилась в этом участвовать?
— Она хочет ребенка. Где угодно — там или здесь. Вы не представляете, что он значит для нее. Она слишком много времени провела в одиночестве, в отсутствие себе подобных.
— Да нет, как раз представляю, — вздохнул я. — А что, если я рожу ребенка не от нее?
— Ситуацию контролирует группа поддержки, — пояснил Сол.
— Они никогда не доверяют дело кому-то одному. Пара наблюдателей: один внутри, другой снаружи. Спящий и бодрствующий. Призрак и страж.
— Как это? — не понял я.
— С первым вы уже знакомы. Помните мальчишку со жвачкой?