— Вот именно.
Слава богу, здесь есть хоть один здравомыслящий человек. Незнакомец представился:
— Дуайт Фонтейн, доктор физики из университета Лойолы.
— Джон Доннелли, — ответил я, пожимая протянутую руку. — Я здесь с другом.
Он внимательно взглянул на меня поверх очков.
— С близким другом?
— Пожалуй, что так.
— Не хотите ли с вашим другом выпить у меня в номере?
Я внимательно оглядел собеседника. На его табличке было написано «Стереомир». Какой-нибудь магазин радиотоваров. Неужели и на них дают патенты? Глаза его слегка покраснели, как будто он плакал. Волосы светлые, редковатые. Ногти на руках тщательно наманикюрены… М-да. Может, приглашение и было чисто дружеским, но мне он все равно не понравился.
— Спасибо, лучше как-нибудь потом, — вежливо ответил я. Он понимающе кивнул. — А что такое «Стереомир»? — поинтересовался я, желая сменить тему.
Мой новый знакомый расплылся в улыбке.
— Так я назвал мою новую теорию сознания. Хотите, расскажу?
Все, что угодно, лишь бы не выслушивать проповеди Сола.
— Сначала надо выпить, — сказал я, поворачиваясь к стойке.
— Разрешите мне. — Он мягко прикоснулся своими изящными пальцами к моему запястью, другой рукой подзывая бармена.
Дождавшись напитков, он начал с извинений.
— Ничего еще не опубликовано. В современной физике не так уж много замшелых консерваторов, но тем не менее все по-настоящему новое всегда принимается в штыки…
Отличная дикция и почти оксфордское произношение выдавали человека, зарабатывающего на хлеб своим языком.
— Вы только как-нибудь попроще, — предупредил я. — Все, что я знаю по физике, можно написать вот на этой салфетке.
— Не беспокойтесь, — усмехнулся он. — Я профессор, читаю лекции и привык все упрощать… Итак, «Стереомир». Как нетрудно догадаться, в основе всей концепции лежит стереоскопичность. Согласно моей теории, именно это явление дает начало сознанию как таковому. Вам наверняка хорошо известен так называемый стереоэффект, когда два источника музыки создают акустическую иллюзию третьего источника, который находится между ними. Если вы надеваете стереонаушники, вам кажется, что музыка звучит прямо у вас в голове…
Удивительно он говорил. Я всегда завидовал людям, которые умеют говорить как пописанному, без видимого усилия укладывая слова в аккуратные законченные фразы и абзацы. Мне такое никогда не удавалось.
— Таким же образом, — продолжал профессор, — активный человеческий мозг организует работу двух полушарий, каждое из которых имеет собственную специализацию. Действуя в унисон, полушария создают некую новую невидимую сущность — подобно тому, как две звучащие музыкальные ноты, накладываясь, создают третью, для которой может и не быть отдельной струны.
Таково и сознание — невидимый третий источник, новый чудесный обертон. Вот в двух словах суть моей гипотезы.
— Очень интересно, — пробормотал я. Мои собственные мозги шевелились уже с трудом.
— Спасибо. Итак, сознание, — он почти пропел это слово, обхватывая пальцами невидимый мяч, — имеет место лишь благодаря действию двух материальных частей нашего мозга, — руки разошлись в стороны, взвешивая две воображаемые половинки, — однако ни в коем случае не сводится к простой сумме двух величин и существует отдельно, не будучи физически связанным с ними… фактически не в большей степени, чем радиоволны связаны с приемником, по которому вы слушаете музыку. — Он заметил, что я не отрываясь слежу за его жестами, спрятал руки под стойку и вопросительно наклонил голову. — Ну как, понятно?
Полированное черное дерево стойки было великолепно. Некоторое время я рассматривал блестящую поверхность, ожидая, когда вновь появятся руки, потом, спохватившись, кивнул:
— Понятно.
Неожиданно он шлепнул ладонью как раз по тому месту, на котором был сосредоточен мой взгляд. Я вздрогнул.
— Вот почему больные с повреждениями мозга, а также некоторые первобытные племена иногда ощущают, что их сознание находится вовсе не там, где принято считать…
Я нахмурился.
— А где принято?
Профессор удивленно поднял брови.
— Как, где? В голове, конечно.
— Ах да… Понял.
— Я вас не утомил? — спросил он слегка раздраженно, закуривая сигарету.
— Нет, что вы, очень интересно.
Выпустив кольцо дыма, он продолжал:
— Хорошо известны случаи, когда пациенты, вышедшие из комы, помнят, что находились не на больничной койке, а где-нибудь в углу палаты, и наблюдали оттуда все происходящее. Более того, они могут точно процитировать разговоры и описать внешность и одежду всех посетителей.
— Я о таком слышал, — кивнул я. По крайней мерс мог слышать.
— Мы привыкли рассматривать сознание как нечто материальное и поэтому стараемся непременно локализовать его. Однако на самом деле сознание вовсе не привязано ни к какому определенному месту, и то, что его «помещают» в мозге, не более чем условность, вызванная потребностью избежать психического дискомфорта.
— Вот даже как! — воскликнул я. Все вокруг было как в тумане.
— Именно эта нелокальность разума и позволяет нам размышлять о самих себе, воспринимать себя как бы со стороны. Подумайте сами: ведь сознание развивалось точно так же, как зрение, и вместе с ним. У низших животных глаза находятся по бокам головы и смотрят в разные стороны. Такие существа видят мир двумерным. Вот попробуйте, закройте рукой один глаз!