— Что это? — паренек настороженно вытянул шею. — Ну и звук!
— Это выпь кричит. — уверенно вымолвил Мякша. — Я ж говорю, болота кругом…
Ближе к вечеру берега расступились, от чего на душе здорово полегчало — голоса леса доносились не так отчетливо, чувство опасности чуть отступило, сменившись легкой усталостью. Ратибор даже повеселел, нашептывая слова то ли песни, то ли какого-то сказа. Петь он умел чуть хуже, чем ворона с передавленным горлом, но душа все ж тянулась к большому и светлому, потому, не слушая насмешки друзей, он частенько бубнил под нос незатейливую мелодию.
— Да, неудачно попали… — неожиданно буркнул Мякша. — Как раз по темноте пойдем в самом узком месте.
— Что значит в узком? — напрягся Волк. — Это все таки Днепр, не какая-то лужа!
— Чуть больше половины версты. — со вздохом ответил молодой кормчий. — Даже если пройдем по самой середке, до берега будет три сотни шагов. Маловато.
— Послушай! — не выдержал Сершхан. — Зачем зря народ стращаешь? Говори яснее, лешак тебя понеси!
— Да уж куда яснее… Лес тут чудной…
— Как чудной? — передернул плечами Микулка. — Полно всяких тварей?
— Да нет… Он сам… Тянется! Не знаю как сказать, это видеть надо. Мы с отцом тут хаживали только ясными днями, рыбари стерегутся узкое место во тьме проходить. А вот издалека я видал. С версты наверное, сразу после узкого места. Жуть…
Он шевельнул кормовым веслом, стараясь держать кораблик в самой середине широкой водяной дороги. Но впереди уже виднелось сужение, крутые берега хмурились лесом как густыми черными бровями, светлый глинистый обрыв походил издалека на живую плоть — влажноватый, пористый, как не очень здоровая кожа.
— Поговаривают, что тут зверей вообще нет. — продолжал кормчий, чуть понизив голос. — Только нежить. А лес сам себе зверь. Схватит неосторожного путника и сосет с него соки. Аки лохматый паук. У него даже есть что-то вроде ловчих сетей. Я видал! Сам видал, не вру.
— Слыш… — неуверенно пробормотал Ратибор. — А ты часом отцовского меду не прихлебывал?
Юноша так сверкнул на стрелка глазами, что тот сразу сник, шутливый настрой слетел будто листья с деревьев осенней порой. Друзья даже холод почувствовали, но не снаружи, а каждый внутри себя.
— Ты прости… — виновато опустил голову Ратибор. — Я не со зла, просто никогда не слыхивал про то, чтоб лес кого-то хватал и куда-то волок. Знаю, не врешь! Хуже другое… Я не знаю как защититься от незнакомого лиха.
— Может переждем до утра? — вставил слово Сершхан. — Станем тут, пока берега далеко, а с солнышком двинемся дале.
— Нельзя! — хмуро покачал головой Мякша. — Даже на якоре нас за ночь чуть не до синего моря снесет. Днепр уж очень могуч, он неподвижность не любит.
Днепр уж очень могуч, он неподвижность не любит. А к берегу приставать страшновато.
Витязи молча задумались, а крепчающий ветер неуклонно нес лодью к сужению реки. Солнце с пугающей быстротой скатывалось к верхушкам деревьев и они тянулись к нему ненасытно и жадно, действительно похожие на лапы огромного паука.
— Слушай, кормчий, — сузил глаза Ратибор. — Ты что, в Олешье не мог об этом пудамать? Выйти раньше, иль позже, но чтоб по темноте худое место не проходить?
— Я не рассчитал… — виновато опустил голову юноша. — Обычно мы с отцом как раз успевали!
Микулка слушал нахмурив лоб, поглядывал то вперед, то на солнце, руки беспокойно теребили рыжие волосы.
— А на много ты обсчитался? — тихо спросил он Мякшу.
— Ну… — пожал плечами незадачливый кормчий. — Не очень. С тятькой мы выходили сразу после завтрака, а тут с погрузкой чуть задержались. Я ведь торговые корабли не водил. Этот первый.
— Успеем! — уверенно поднял взгляд Микулка. — Сади гребцов на весла, будем прорываться.
Друзья взглянули на него с взволнованным восхищением, Волк даже плечи расправил.
— Чего медлите?! — прикрикнул он, закидывая за спину лютню.
Весла шлепнулись в воду как ложка в густой кисель, заскрипели напрягшимся деревом, уключины взвизгнули испуганными щенками и лодья под дружный выдох гребцов рванулась вперед, завертев позади кормы сотню пенных бурунчиков. Еще выдох, еще рывок — корабль резво набирал ход, а повеселевший ветер помогал чем мог, стараясь держать парус надутым.
— Вышли мы не многим позже, чем надобно. — пояснял друзьям Микулка. — Ход у торгового корабля куда уж быстрей, чем у лодки, на каких рыбари хаживают. Должны поспеть! По крайней мере попробовать.
Крутые глинистые берега быстро сближались, словно постепенно захлопывалась огромная ненасытная пасть. Ветер, испугавшись чего-то, стал быстро стихать, парус защелкал краями и повис точно просыхающее белье, но раззадорившиеся гребцы налегли с удвоенной силой — лодья шла не сбавляя хода. Микулка с Ратибором спустили парус, чтоб не мешался и мачта сиротливо уткнулась в небо, будто верхушка мертвой, почерневшей сосны.
В густеющем воздухе повисло чувство острой, неотвратимой опасности, казалось что не лесом поросли нависающие по сторонам обрывы, а густой бурой шерстью. Ветер иссяк, но шевеление лохматой чащи не прекратилось, а сделалось даже ощутимей, сильнее.
Зоркий Ратибор встревожено озирался — такого видеть доселе не приходилось.