— Не боись, помню. Ладно, хватит тут лежать-прохлаждаться! Надо пробираться к стене, а росы уже предостаточно.
— Чего? — вытаращил глаза паренек.
— Росы, говорю. Тьфу ты! Капельки на траве такие, может видал?
— Видать-то видал, а нам она на что?
— На одежку. — коротко ответил Ратибор и резким перекатом скрылся в темной ложбинке.
Микулка, ничего не понимая, замер, таращась во тьму.
— Ты что там, прилип? — донесся голос невидимого соратника. — Катайся в траве, одежка должна быть мокрой!
Паренек понял, что если Ратибор сразу не сказал чего задумал, выспрашивать бесполезно, лучше просто сделать как просит. Он перевернулся на спину и заерзал по мокрой траве как блохастая собачонка, холодная роса жадно впиталась в тканую рубаху, портки тут же противно прилипли к ногам, а кольчуга перестала поскрипывать, стала блестящей и скользкой. Тут же из темноты показалась довольная Ратиборова рожа, к мокрым щекам пристала пыль, по лбу расползлись грязные земляные разводы.
— Ты на утопленника похож! — хохотнул стрелок глядя на друга.
— На себя погляди, упыряка. Зачем одежку похабить-то?
— Одежку можно выстирать, а если загонят стрелу чуть ниже спины, выковыривать будет сложнее. Ладно скалиться, давай ползком до кромки травы. Только так, чтоб от мыши не отличить!
Микулка перевернулся на пузо, крепкие локти чуть оторвали грудь от земли и понесли к высившейся на фоне черного неба стене.
— Задницу опусти! — шлепнул по спине Ратибор. — Она как холм среди ровного места.
Минуло не мало времени, пока паренек с огромным трудом одолел полторы сотни шагов — ползать оказалось до неприятного сложно, Зарян тут дал маху, мог бы и обучить этой хитрой науке.
— Упарился? — участливо спросил Ратибор, даже не сбив дыхания. — Ничего, давай, давай! Мало осталось.
Трава кончилась, как ножом обрезали, дальше до самой стены тянулась сухая рыжая пыль. Отсюда хорошо виднелись стрелки на стенах, луки в руках длинные, почти в человеческий рост. Да… Это не самострелы… Луки хоть бьют не так метко, но зато их перезаряжать, что с башни плеваться. Были бы стрелы. Но в них у поляков скорее всего недостатка не было.
— Все, дальше никак! — шепнул Микулка. — Наё этой пыли мы будем как тараканы на белой скатерти.
— Чтоб на белой скатерти спрятать таракана, надо посыпать его мукой. — с умным видом почесал нос Ратибор. — Только намочить предварительно.
— Так вот ты чего задумал… — паренек изумленно склонил голову на бок. — А еще говорил, что я умом тронулся. Нет уж, ты меня в этом шагов на сто обогнал. Сдурел, что ли? Подстрелят как глухарей!
— Всегда получалось… — пожал плечами стрелок. — Отчего теперь не выйдет? Главное, говорю тебе, задницу не топорщить, стать плоским как жаба и локти не под собой держать, а по сторонам.
— Отчего теперь не выйдет? Главное, говорю тебе, задницу не топорщить, стать плоским как жаба и локти не под собой держать, а по сторонам. Видал как ящерки ползают? Вот возьми и повтори. И еще… Сверху все видно иначе, все выпуклости кажутся куда более плоскими, чем с земли. Одна беда — тени. Но я об этом подумал. На заход погляди.
Микулка глянул через плечо и у него отлегло от сердца — луна наконец собрала стадо разбежавшихся облаков и теперь норовила укутаться их серым густым покрывалом.
— Если тени размажутся, — закончил Ратибор. — Ни одна зараза нас пыльными в пыли не заметит. Да, только рожу кверху не подымай — глаза шибко блестят. Или присыпь их пылью.
— Себе пыли насыпь знаешь куда… — буркнул Микулка, стараясь запомнить все, чему учит друг.
— Ладно острить, гляди как я буду делать и повторяй.
Он тихонько улегся вдоль кромки травы и медленно, очень медленно стал перекатываться в пыли, как кусок мяса в муке перед жаркой. Потом, уже весь рыжий как дикий пес, тщательно вымазал руки, затем и щеки скрылись под толстым слоем прилипшей пыли, а волосы сделались твердыми как у ромейской глиняной статуи. Он так и остался лежать в пыли, словно дохлый конь у дороги, в мокрую траву теперь уж нельзя — обильная роса смоет все без остатку.
Микулка вздохнул и принялся повторять… Шершавая пыль гадко царапалась, мокрая рыжая грязь текла по лицу, слепляла ресницы и брови, волосы мигом окаменели, мерзко стягивая кожу на голове. Он тихо плевался слипшимися губами, поминал терпеливо заученных черных Богов, но деваться некуда — стрела в хребте хуже противной грязи.
Он уж совсем упал духом, когда Ратибор тихонько шепнул:
— А ведь это счастье, друже…
— В грязи валяться? — удивленно скривился Микулка.
— Да, валяться в грязи, замерзать, мучаться от жары, таскать тяжеленную броню на себе, надрываться, висеть над обрывами, заливаться чужой, да и своей кровью.
— Ты что, совсем сбрендил?
— Вовсе нет. Конечно, я бы мог от всего этого уйти… Как и ты, наверное. Но за все страдания нам дана такая честь, которая стоит в сотню раз больше! Быть витязем, понимаешь? Все мальчишки, и княжичи, и робичи, мечтают с мечом защищать родимую землю. Но всем ли дано? Кто умнеет с возрастом, у кого более важные дела находятся, становятся купцами, боярами, плотниками, стараясь нажить простое людское счастье. Какое? Да у всех оно разное… Кому тепло и уют, кому жена-красавица, кому полна мошна золота, кому место за боярским столом, уважение и почет.