Немецкие земли встретили Жура ужасающей нищетой и грязью — затхлые города, тощие собаки, роняющие голодные слюни в толстый слой серой дорожной пыли, низкорослые деревеньки, прижавшиеся к неприступным на вид стенам замков в непередаваемом страхе перед окружающим миром. Все сырое, угрюмое, серое… Без радостной красоты русских торжищ, без румяных ухоженных девок, без резных теремов, и разухабистых витязей, рвущихся больше показать свою удаль, чем набить сундуки богатством.
Ближе к вечеру Жур наконец сыскал придорожный трактир, в животе уже кишки друг дружке дули крутили, а в глазах от усталости мелькали темные мухи. Конь сбил подкову и теперь прихрамывал на переднюю левую ногу, отчего ехать было ни веселей, ни приятней, а в калите сиротливо брякали последние мелкие деньги. Жур остановился, привязал коня рядом с тощими жеребцами у раскидистых зарослей вереска и вошел внутрь, окунувшись не в одуряющий запах доброй еды, а в смрадный дух копоти и годами не мытых тел. Но голод — чай не родная тетка, пришлось выловить из калиты монетку и пару раз ткнуть пальцем в блюда, что казались дешевле других. Немецкого слова Жур не ведал, потому порой приходилось худо, но ничего, обходился… Трактирщик безразлично махнул в сторону стола, за которым устроился тощий, прямой как жердь рыцарь одетый во все черное и Жур наконец с удовольствием сел, переведя дух. Еду поднесли тут же — печеную рыбину и полкувшина кислого молодого вина, и хоть в рыбе было больше чешуи да костей, чем пахнущего тиной мяса, но и она пошла без помех, пузо ответило радостным рыком.
— Русич? — призадумавшийся сосед удивленно обернулся на утробный звук. — Вот уж не чаял встретить!
Жур не переставая жевать поднял глаза, изобразив подобие вежливой улыбки.
— Русич и есть. На мне что, резы начертаны?
— Нет, — усмехнулся рыцарь. — Просто ты ешь… Тут так не кушают, здесь принято рыбу от шелухи отделять.
— Вот уж прям… — пожал плечами русич. — Что от нее тогда останется? Дрянь а не рыба, просто у вас тут больше и перехватить нечего.
— Это верно… После русского стола, масляных блинов да жирных ребрышек с кашей, привыкать к горелой оленине пришлось долго.
— Это верно… После русского стола, масляных блинов да жирных ребрышек с кашей, привыкать к горелой оленине пришлось долго. Я ведь тоже с Руси! Правда давненько уже…
— Отчего же уехал? — не на шутку удивился Жур. — Как вообще можно жить в эдаком вот гадюшнике? Зарян рассказывал про ромеев, так и те краше устроились!
— Опрометчиво судишь, — нахмурился худощавый рыцарь. — Не только в еде да чистоте счастье. Тут больше возможностей, понимаешь? Кем бы я был на Руси? Ну, коль бы повезло, стал бы при князе гриднем, а скорее всего так и остался халопом. Ну что толку с доброй еды, коль она к завтрему все одно дерьмом станет? А тут можно добиться почета, заработать злата не мало.
— Тьфу ты… — рассмеялся Жур. — А на что ж тебе злато, как не на еду? Ну, на подарки девкам-красавицам, на доспех, на добрую сброю. Скока? Ну, гривень пять, это если с конем. И что дальше? Солить эти деньги, что ли? Так их и солеными есть нельзя. А в лесах еды — прорва! Хоть грибы-ягоды, хоть доброе мясо. В реках рыба, опять таки, куда лучше этой, с коровенки молоко-масло, с поля каравай да блины. Что еще надо? Тока трудись не ленись.
— Глупый ты… — махнул рукой рыцарь. — Это у вас там дикий край без предела. А в неметчине все своих денег стоит. Ты пошел, срубил избу. А тут что? Плати за камень, плати зодчим, строителям, не самому ведь стены ложить, руки-то не казенные. За место тоже злато отдай в городскую казну, потом за обстановку, за воду каждый день, за ту же еду. У нас, видишь ли, охота не для еды, а для забавы. Понял?
— А на что такая сложность? У вас ведь лесов не меньше нашего, да и рек. Жили б как люди…
— Как люди… Мы как раз людьми и живем, не то что вы — от зверей не больно разнитесь. Замок чай не землянка, не изба и даже не терем, в небеса шпилями упирается! Еды можно накупить столько, что и за месяц один не добудешь, а самое главное — в деньгах власть над другими людьми. Человек от зверя тем и разнится, что звери за власть грызутся, рогами бьются, а люди просто за нее платят. Для того и вся сложность, о которой ты рек, чтоб богатство от бедности отличить. Ты ведь, если хош, мог бы себе срубить терем не хуже княжьего? Во! А тут нет. За каждый камень плати, а потому у кого дом больше, тому и больший почет. Сообразил? Кроме того еду и коня потомкам не передашь — еда скиснет, а конь состарится. Зато над деньгами время не властно. Коль ты богатство накопил, то сын твой может и пальцем о палец не бить — будет богат от рождения, знатен. А у вас каждый раз все сначала. Потому-то вас и боятся, что среди русичей и стар и млад знает как меч держать, и с какой стороны за лопату браться, даже девки не считают зазорным сабелькой помахать или коромысло на плечи закинуть, а для мальцов лучшая игрушка — лук со стрелами. Дикие вы. Были, дикими, ныне такими остались и через тысячу лет вас дикими назовут. Для вас деньги действительно пыль или пот, знак вложенного труда или удали. Но тут, видишь ли, ЦИВИЛЛИЗАЦИЯ. Понял? Тут деньги не кажут насколько ты удал или трудолюбив, тут деньги — только знак власти. А потому на деньгах все и построено. Они и счастье, и смысл жизни. Ясно?