— Он был рыбарем, как и я! — гордо задрал подбородок Мякша. — Деду моему и не снилось, что меч перейдет в такие вот руки…
— Это точно… — кивнул Сершхан. — И пока всякий рыбарь, всякий пахарь способен на подвиг, Русь будет стоять.
Волк грозно взглянул на север, где за киевскими стенами сыто отдыхали захватчики.
— Пуп надорвете! — с насмешкой вымолвил он. — Киев — это еще не вся Русь.
Ратибор сидел хмурый, словно мокрый осенний день, по лицу не прочесть ни мысли, ни чувства.
— Всем на Киев идти нельзя… — наконец тяжко вымолвил он.
Друзья изумленно повернулись не веря ушам — каждый уже видел себя штурмующим стены, а тут…
— Это отчего же? — неуверенно переспросил Микулка.
— Про заставы слыхали? — устало поднял голову стрелок. — Если загинем все, то этот мальчишка погиб зазря. Понимаете? Он не нас звал на помощь. Он просил донести эту весть дальше, до самих богатырей, если выйдет. Мы нашей кучкой Киев не отобьем, а вот они действительно могут.
— Что-то я тебя, друже, не понимаю… — Волк подозрительно взглянул Ратибору в глаза. — Уходить от битвы? Ты что? Струсил?
Стрелок зло шарахнул кулаком в палубу, аж высохшая листва закружилась желтеющим вихрем.
— Не струсил! — яростно выкрикнул он. — Но иногда отступление или обход требуют большей смелости, чем удар в лоб! Не я сейчас трушу… Это вы боитесь свою честь запятнать. Лучше сдохнуть… А Русь?
— Голос разума… — сплюнул за борт певец. — Это мы слыхивали. Умные мысли, которыми можно оправдать и трусость, и лень, и бесчестье…
— Ну конечно… — Ратибор невесело усмехнулся. — Как говорят в народе — после нас хоть потоп. Мы смелые, мы честные, мы умрем, встретив опасность широкой грудью. А другим потом наше дерьмо разгребать… Цель оправдывает средства — не пустые слова, и не стали они хуже от того, что с десяток властолюбивых уродов пользовались ими во все века для прикрытия мелочных целей. Чушь… Просто цель должна быть на голову выше тебя.
— Это ты к чему? — неуверенно склонил голову Волк.
— К дождю… — устало отмахнулся стрелок. — Сейчас ты думаешь только о том, что честь дороже жизни. Я и не спорю, потому как оно действительно так. Но что, по твоему, дороже собственной чести?
— Честь бесценна… — хмуро ответил певец.
— Да уж… Я тебе сам скажу, а ты уж подумай, прав я или нет.
Дороже твоей личной чести до хрена чего. Понял? Это как круги на воде. В самой середке честь Руси, потом, чуть дальше, честь твоего рода, потом честь семьи и только на самом краешке твоя собственная. И если мне представится случай втоптать свою честь в грязь, но тем сохранить честь Руси, то я сделаю это, не задумавшись ни на миг.
— Не ругайтесь… — негромко отозвался Мякша, привычно шевеля кормовым веслом. — Если я отправлюсь предупредить богатырей, то никто из вас свою честь не уронит. А у меня ее отродясь не было, я не витязь.
Ратибор медленно оглядел юношу, словно видел его впервые, потом сказал совершенно серьезно:
— Застава Муромца ближе всего — две сотни верст на восход от порогов. С ним и Лешак, они часто вместе. А вот Добрыня, раз его нет в Киеве, скорее всего поехал в Новгород, там у него дел выше шеи. Руслан, как говаривают, где-то в Авзацких горах, но сыскать и его можно, потому как такой богатырь после себя долгий след оставляет. Другие должны быть на польской границе, не случайно поляки сделали такой крюк на полудень, чтоб заставы обойти. До самых уличей доперлись, заразы. Ну, коль решился помочь, возьми на себя самое легкое, так надежней и краше для пользы дела. Муромца покликай. Я же пойду к польской границе. В Новгород я не ходок, холодно там, да и лес — не моя стихия.
— Я пойду в Новгород! — уверенно заявил Микулка.
— Вот уж нет… — тяжело вздохнул Ратибор. — Ты хоть и неопытный как осенний цыпленок, а тебе как раз таки надо в Киев. Ты ведь сам богатырь! Твоя силища там как раз к месту будет. Сершхана тоже никуда не пущу, он огнем швыряться мастак. Руки зажили?
— Зажили… — скривившись выставил ладони Сершхан. — Белоянова мазь заживляет быстрее собачьей слюны.
— Вот и славно. За Микулой присмотри, ладно?
— Да что вы со мной носитесь, словно с маленьким? — не на шутку рассердился паренек. — Не хуже вас за себя постою.
— Ну… В этом никто не сомневается… — усмехнулся стрелок.
— В Новгород пойду я… — чуть слышно шепнул Волк. — Мне ведь по лесу, что вам по дороге.
Стрелок только кивнул, он не хотел показывать радость, чтоб не сочли торжеством победителя, но гордость за соратника наполнила душу живым огнем.
— Я бы мог за Русланом сходить… — просящим голосом молвил Сершхан. — Я ж те места знаю не хуже пальцев на руке. Найду быстрее, чем любой из вас. А мои уменья Киеву все равно не понадобятся раньше, чем прибудут богатыри.
— Тоже верно… — задумался Ратибор. — Вот только Микула… Не обижайся! Но боюсь я тебя одного оставлять. Ты слишком… добрый. Обязательно ввяжешься в драку за никчемную девку или столетнего старика.
— Девки не бывают никчемными… — огрызнулся паренек. — А старики хранят мудрость веков. Не у всех же такие мечи, как у нас.
— Вот-вот, я как раз этого и боюсь. Но кого с тобой ни оставь, все одно получается дырка — либо в Новгород идти некому, либо к Руслану. А как выбирать между ним и Добрыней? Оба стоят один другого… Да ни кто лишним не будет! И так народу меньше, чем слез у кота.