— Пора начинать… — лениво потянулся Бутиян. — Давай, воевода, командуй. А то еще одна ночевка в этом проклятом шатре меня доконает. Нынче спать будем в светлицах Владимира, если не сильно кровью забрызгаем. Да, и предупреди своих остолопов, чтоб с огнем обращались поаккуратнее, не то спалите город. Мне Киев нужен, а не куча никчемных головешек и громкая слава.
— Будет сделано, князь! — чуть склонил голову Полуян. — Эй, глашатай! Командуй идти в напуск!
Огромная рать четким строем шагала к воротам, поднимая тяжелую, влажную от вечерней росы пыль. Посреди скрипели колесами две длинных повозки с таранами, запряженные в сорок невольников, орущих под безжалостными ударами кнутов. Лучники шли в три широких сомкнутых цепи, перед каждым семенил безоружный пехотинец с высоким массивным щитом, из-за которого можно безопасно пускать стрелы по крутой навесной дуге. Тяжелая конница красиво гарцевала на флангах, плюмажи шлемов реяли в ночном воздухе, как факела белого бездымного пламени, пики пешцев царапали небо сверкающими в свете звезд остриями, позади них, на равных расстояниях, скакали сотники и тысяцкие на каурых жеребцах с яркими попонами под седлами.
Бутияна нес позади всего войска белоснежный длинногривый скакун с красиво изогнутой шеей. Князь постарался шире расправить плечи под блистающим доспехом, мягкие сапоги удобно устроились в серебряных стременах, позвякивая длинными острозубыми шпорами.
Легкий открытый шлем не тяготил голову и не закрывал обзора, позволяя наслаждаться всей красотой и мощью наступающей рати. Рядом покачивался в седле низкорослой лошадки воевода, вид у него был скучающий — эдакой силой идти на Киев, все равно как с боевым топором супротив цыпленка сражаться. Даже как-то стыдно… Зато надежно, тут с князем спорить бесполезно.
Сотники дали команду увеличить скорость и пешая рать перешла на тяжелый, ухающий бег, копыта коней слились в дробный рокот, а невольники заорали так, будто им заживо вытягивали кишки.
И тут, совершенно внезапно, ворота Киева распахнулись и на широкий гостинец вышли пять человек — по одежде сразу видать, что верхушка городской знати. Ни у кого из них не было оружия, ни на стенах, ни в воротах не виднелось ни единого воина. Шедший впереди процессии картинно поднял руку и в восходящем обломке луны отчетливо блеснуло, но не стальным, а теплым золотым блеском.
— Они сдают город! — ошарашено выпучил глаза подъехавший к Бутияну сотник. — Русичи сдаются… Это же надо! Сколько воевал, а такого не видывал. Наверно больше и не увижу. Что прикажете делать?
Князь взглянул в удивленное лицо воеводы, довольно усмехнулся в бородку и властно вымолвил, обращаясь к ожидавшему сотнику:
— Остановите войско, оставьте мне широкий проезд, а пехота пусть возьмет пики «на караул». И перережьте невольников, а то они своими воплями портят всю торжественность момента.
Когда под неумелыми ударами ножей стихли последние крики несчастных, Бутиян пустил скакуна медленной рысью, стараясь продлить сладкий миг такой громкой победы. Спина гордо выгнулась, глаза так и искрились радостью и превосходством. Варвары… Наконец-то они начинают учиться воевать по правилам, а то вечно грызлись как волки, даже из последних сил стараясь вцепиться в горло. Да, цивилизация дошла и сюда, а это великое благо.
Пехота с радостным кличем взяла «на караул», князь чуть склонил голову в необходимом приветствии и выехал почти к самым воротам Киева, таким близким, желанным, да к тому же раскрытым настежь, как в самом сладком из его героических снов. Стоявший впереди других киевлянин поклонился в пояс и вымолвил чуть сникшим голосом:
— Мы бояре Золотой Палаты. Владимир, наш князь, позорно бежал, войско не способно больше сражаться и мы решили сдать город. Вам меньше усилий, нам меньше крови. Будьте гостями и хозяевами…
Он протянул что-то и Бутиян с трепетом принял из дрожащих от волнения рук большой, вырезанный из дерева и покрашенный золоченной краской ключ. Но он не был нужен, ворота никто закрывать не собирался.
Небольшой конный отряд, во главе с Бутияном, победно вошел в Киев, стражу на воротах и стенных башнях сменили поляки, а остальное войско так и осталось в поле — нечего вонючими сапогами топтать прекрасный завоеванный город. И хотя улицы не были заполнены восторженными толпами радостных горожан, польский князь ликовал от мысли, что все же вошел в город своей мечты и отныне его имя навсегда останется в памяти как поляков, так и этих вонючих варваров.
— Сыну в подарок ключ привезу. — улыбнулся он озиравшемуся воеводе. — Пусть начинает собирать, под старость поглядим кто из нас больше добудет.
— У меня эта странная сдача никак не лезет из головы! — вздохнул Полуян. — Владимир бежал как задрипанная собачонка… Знаешь, князь, у русичей есть обычай, по которому именем трусов, предателей и прочей швали называют цепных псов. Это как же надо было дрожать за свою шкуру, чтоб пойти на это?
— А мне нравится этот обычай! — довольно хохотнул Бутиян.
Это как же надо было дрожать за свою шкуру, чтоб пойти на это?
— А мне нравится этот обычай! — довольно хохотнул Бутиян. — Надо будет завести себе кобеля…