Жур разглядел, что поляны попадаются все чаще, а ветви тут и там расступаются, раздирая ночь на исколотые звездами дыры высокого неба, но иступленное желание уйти от того, что гнало его через эти леса, заставляло переставлять и переставлять дрожащие от усталости ноги. Память билась в череп раскаленным шаром злого железа, выжигала разум, оставляя непереходящую боль ужаса и непонимания. Он так и не понял, что же собственно произошло… Зарян много рассказывал о роли Камня, говорил о душе Стражи, но к тому, что произошло, не подготовил ни чуть. Да и знал ли он сам? Наверное все же знал… Всяк коснувшийся Камня становится частью Стражи — это и честь, и тяжесть. Всяк коснувшийся Камня становится другим…
Но кем стал Громовник?
Кто или что теперь мчится по следу? Черная тень в черноте ночи. Страх… Или судьба?
Да, Жур не смог оценить истинную силу таившегося в добытом мече Зла, здорово переоценил свою, задумав очистить клинок от вбитой первым ковалем скверны. Да нет же, Ящер… Это все Громовник… Гад, предатель, сволочь поганая… Знал какую струну зацепить в душе. Сам не стал подставляться, сунул меч в руки поверившего ему соратника. Соратник… Слово-то какое! Не как соратники, а как два злобных татя прокрались они в замок незнакомого русича. Ящер словно насмехался над ними — все прошло без сучка, без задоринки. Да и делов-то? Хозяину кишки на пол, да забрать Камень с мечом. Эка невидаль…
Жур передернулся, вспоминая как толком не проснувшийся незнакомец корчился на полу в луже собственной крови. Тогда это выглядело иначе, чем ныне… Жар схватки, страх разоблачения…
— Каждому по заслугам его! — переступив через смертельно раненного, сплюнул на пол Громовник. — Самая настоящая тварь. Что же за меч должен был выйти у эдакой погани?
Стоявшая у двери жаровня брызгалась в потолок багровыми струями света, стекавшими по стенам почти до самого пола.
— Самая настоящая тварь. Что же за меч должен был выйти у эдакой погани?
Стоявшая у двери жаровня брызгалась в потолок багровыми струями света, стекавшими по стенам почти до самого пола. Пахло перегорелым углем, недавно отесанным камнем и худой смертью. Умирающий еще пытался ползти, оставляя на полу мокрые веревки кишок, но все более вяло, то и дело давясь собственной кровью. Вдруг он перевернулся на спину, пламенный отсвет отчетливо высветил страшную рану и почерневшую вокруг нее ночную рубаху, а глаза осмысленно уставились в лицо опешившего Жура.
— Пришел… за мечом? — синими губами шепнул странный русич, покосившись на висевшее у изголовья кровати оружие. — Так забирай его себе! Завещаю… И будьте вы прокляты… Как и я…
Он болезненно дернулся, забрызгав Громовника темной кровищей и тот брезгливо ругнувшись, принялся оттираться стянутой с кровати простыней.
— Лучше помысли где Камень упрятан… — нахмурился Жур, снимая со стены меч. — Меня, знаешь ли, татьбе не учили. Куда он его засунуть мог, как думаешь?
— То же мне, наука великая… — усмехнулся Громовник. — Люди так одинаковы… Особенно русичи.
Он пошарил по кровати, пачкая тканые простыни залитой кровью рукой, вытянул что-то с изголовья и вдруг замер словно пришибленный, даже пошатнулся как будто. В полутьме, разящим на повал ударом, сверкнула острая грань драгоценного камня, комната осветилась мерцающим заревом, по стенам разбежались разноцветные искры изломленного света, словно речные блики на досках причала в солнечный день. Громовник поднял сияющее чудо на уровень глаз и чуть заметно вздрогнул, будто укололся об острую, как клюв хищной птицы, грань.
— Теперь я и есть Стража… — раздался его низкий, чуть изменившийся голос.
Жур понял, что был просто использован, пошел в поводу как подслеповатая от старости лошадь. Уже тогда все стало ясно… Никак не для Заряна старался Громовник, добывая колдовской Камень и не предназначение Стражи волновало его. Теперь, продираясь сквозь быстро редеющий лес, Жур вспоминал долгий совместный путь обратно на Русь, все искал, примерял себе новое место в жизни. И каким оно могло быть? Только местом вечного изгоя.
Ведь почти сам вложил Камень в руки этого страшного человека, с малолетства мечтающего насладиться невиданной властью. Без чужой помощи, он знал, Громовник никогда бы не осмелился на тот роковой шаг. А от кого еще он мог получить эту помощь?
Стыд совершенного предательства гнал через лес, тягаясь с холодным ужасом, хлестал тяжелым бичом больнее, чем били в лицо корявые ветки. Великие Боги! За что же предал Заряна? За что?!
И что заставило его сделать это? Разбудить силу, превратившую обыкновенного негодяя в настоящее чудовище… Только ли убедительные речи злодея, или что-то скрывавшееся в глубине собственной неясной души? Может быть сам он лишь отражение Громовника? Потому и поверил, поддался, пошел… Как тень…
Черная тень в черноте ночи… Липкий холодный страх… Или судьба?
Жур вдруг с ужасом понял, что останется с Громовником, если тот нагонит его, найдет. У него просто не осталось иного пути, он сам перерыл все дороги, ведущие в сторону Добра, сам развалил мосты, наведенные Заряном. Неужели лишь раз поддавшись предательству, трусости и бесчестью, уже никогда нельзя вырваться из их цепких лап?