Народ сновал по своим делам, мелькал, суетился, базарная площадь издалека подзывала гулом голосов и звоном железа, крики чаек вторили выкрикам рьяных торговцев.
— Ну что, для начала конячек надобно сторговать… — огляделся Витим. — Поехали к базару, там люду больше. Ратибор, ты ромейское слово разумеешь добре, на тебя вся надежда. Тока смотри, чтоб не надули басурмане проклятые.
— Его надуешь… — из под бровей улыбнулся Волк. — Сам три шкуры сдерет хоть с самого Ящера.
Они спешились у края базарной площади и уж было собрались провести коней сквозь пеструю толпу к торговым рядам, но высокий сухопарый ромей, в расшитой золотом тунике, остановил их движением руки.
— Русичи? — почти утвердительно произнес он.
— А что, похожи на немцев? — съязвил Витим, здорово удивленный тем, что с ними заговорили на родном языке.
— Если торговать, то платите подать за место. С каждого человека четыре монеты.
— А с коней сколько? — хитро прищурился Ратибор.
— Ни сколько. Что мы, шкуродеры? Нам без разницы, что грек, что русич. С человека берем подать, с товара нет.
— Вот и ладно. Держи четыре монеты.
— А с остальных? — ромей даже лицом больше вытянулся. — Я же с вас полтора десятка монет насчитал!
— Переживешь. Мы тоже честные. Я пойду торговать, а други пока к морю пройдутся, нам кораблик нужен, может подыщут чего.
— Но… У вас четверо коней! Это же сколько места займется… Платите тогда четверную цену.
— Так вы же не шкуродеры! — чуть ли не рассмеялся стрелок. — С товара мыто не берете.
Ромей стиснул зубы, но достойный ответ не сыскал, взял четыре монеты и прислонился в тени каменного столба, его цепкий взгляд зорко высматривал возможную жертву. Друзьям показалось, что в следующий раз он не станет бахвалиться ромейской щедростью, а попробует содрать с немытых варваров сколько сможет.
— Жаль… — сочувственно вздохнул Волк. — Он теперь с русичей попробует мыто и за товар брать…
— А чего жаль? — не понял Сершхан.
— Его зубов…
Они оставили Ратибора с конями на торжище, а сами двинулись к морю, выведать сколько может стоить найм корабля. Погода стояла жаркая, но легкий морской ветерок не давал воздуху сделаться душным, приятно шевелил волосы и шумел в ушах ласковой пеной прибоя. Пахло солью, прелыми водорослями и медленно уходящим летом. Море искрилось у берега тысячей бликов, а дальше, упираясь в виднокрай, наливалось холодной густой синевой, вызывая что-то похожее на почтительный страх.
— Дальнего берега совсем не видать… — поежился Волк не смотря на жару. — И долго так плыть?
— Смотря каким ходом. — пожал плечами Сершхан. — Но в море есть такие места, когда земли не видать вовсе. Ни с одного краю, ни с другого. Только седые от пены волны кругом.
Волк еле заметно вздрогнул.
— Может мы поспешили коней продавать? Если посуху пойдем, гораздо больше про меч выведаем!
Витим косо взглянул на соратника.
— Выведать-то выведаем, да вот сколько времени даром уйдет? Нет. Решили, так решили — до Днепра пойдем морем!
Волк возражать не стал, но обычная перед дальней дорогой радость на лице омрачилась, смазавшись тенью озабоченности.
От нечего делать купили еды на приморской улочке и пошли к причалу, вылезшему в море на добрых два десятка шагов. Пока друзья швыряли в прозрачную воду белесые от соли голыши, Витим умудрился поссориться с кормчими двух кораблей, вернулся потный, раззадоренный и злой как упустивший добычу зверь.
— Охренели совсем… — хмуро уселся он у кромки воды. — Заломили такую цену, что легче вплавь переплыть, чем столько платить за корабль.
После полдня ветер сменился и подул в сторону моря, принося с собой пряный запах трав и сырого леса. Но временами нес и запахи города — душные, смрадные, неживые. Ратибор вернулся довольный, без коней, но с туго набитой калитой.
— С ромеями торговать — одно удовольствие! — похвастался он. — На их жадности можно заработать куда больше, чем на их трусости.
— Решил торгашом стать? — зло пошутил Витим, недовольно хрустя пережаренной лепешкой. — Тогда для начала тунику прикупи, а то в русском кафтане скоро тесно станет.
— Чего ты дуешься? — испортить стрелку настроение было сложно. — Тухлую рыбу в лепешке нашел? Не серчай, тут такое бывает. Товару много, иногда залеживается…
— Знаешь сколько с нас за корабль содрать удумали? — уже серьезно нахмурился воевода. — Две сотни монет!
— Четыре гривни? — не поверил своим ушам Ратибор. — До Днепра? Они что, все тут тухлой рыбы объелись? Чего стали, ведите к этому умнику!
Большинство кораблей качались на волнах в сотне шагов от берега, вцепившись в каменистое дно бронзовыми якорями, и только два суденышка поскрипывали канатами у самого причала. Одно из них пустовало после резвого напуска Витима, а на другом широкоплечий ромей покусывал стило, разглядывая вощенную дощечку. Он хмурился, то и дело вычеркивая что-то, потом сплюнул за борт и швырнул записи вслед за плевком.
— Вычеркивать стало нечего? — по-гречески спросил стрелок. — Или места для записей не осталось?
— Прежде чем поддевать. — на прекрасном русском ответил мореход. — Выучил бы язык получше. Надумали плыть?
— А это от тебя зависит. — скривился Ратибор, переходя на родной язык. — Лучше расскажи, что случилось. Неспроста ведь цены до небес подскочили! А коль даже за такую плату желающих выйти в море не много, значит дело серьезное. Сказывай, может поможем друг другу.