— А, проснулся… — не повернув головы буркнул Ратибор, продолжая упорно тыкать в горшок ножом.
Наконец непослушный кусок нанизался на лезвие и витязь позволил себе обернуться, сжимая в руке долгожданную добычу.
— Как ты? — гораздо более участливо поинтересовался стрелок. — Шибко ударился нынешней ночью. Вроде и высота была небольшая, да я всем весом на тебя сверху навалился. Ты уж прости!
— Да ладно тебе! — до ушей улыбнулся Микулка и бросился обнимать друга.
Кусок мяса от толчка сорвался с ножа и кувыркаясь плюхнулся обратно в горшок.
— У… Ящщщеррр! — злобно высвободился Ратибор, потом вдруг рассмеялся, воткнул нож в деревянный пол и горячо обнял Микулку. — Вот теперь точно прорвались! Кости-то целы?
— Целы, целы… — повел плечами паренек. — Но зашибся здорово, пару дней из меня боец никакой. Все мясо болит, словно десять мужиков три дня колотили ногами.
— Нда… Это серьезно… — сморщился Ратибор, живо представив описанную картину. — Зато прошли без драки, а это очень важно. Шуму, конечно, наделали все равно. Это когда я веревку обрезал, да еще ты грохнулся, как горшок с печи. Но пока польские увальни спустились со стены, я тебе уже солому на постели взбивал. Пусть теперь ищут… В Киеве нас сыскать трудней, чем на дне моря иголку. Отсидимся, обождем богатырей, а когда подойдут, ударим поляков в спину. Может к тому времени небольшую дружину наберем, а то и вообще весь честной люд поднимем. Как думаешь?
— Думаю выйдет. Надо только осмотреться маленько. И если хотим узнать новости, надо идти…
— На базар! — уверенно кивнул стрелок.
И если хотим узнать новости, надо идти…
— На базар! — уверенно кивнул стрелок.
— И в корчму! — усмехнулся Микулка.
— В корчму лучше к вечеру, а сейчас тут перекусим. Я мясо сварил, пойдем к столу, угостимся маленько. Только вот что… Ты, я гляжу настроился в город. Но я тебя не пущу, пойду один.
Он обжигаясь подхватил горшок и раскидав бересту водрузил его на стол. Микулка молча выдернул нож из пола, с одного раза наколол неуловимый кусок мяса и передал другу, уже жадно выискивающему чего ухватить. Паренек же особо не налегал, похлебал юшки и закусил краюхой ароматного черного хлеба. Внутри все болело, стойко забивая чувство голода.
— Объясни! — твердо сказал он, облизывая ложку после еды.
— Да что объяснять! Ты на ногах еле держишься! Мало ли что… Разведать я и сам разведаю, а ты отдохни, полежи.
— Знаешь, я бы остался… — склонил голову молодой витязь. — Но обещал Перуну жертву принесть.
— Сейчас придумал?
— Где там… Пока мы в пылюке ползли, я чуть не чихнул. Так поклялся, что принесу двух петухов и курицу, если проскочим. Проскочили. И я не чихнул.
— Да… Тут уж ничего не поделаешь… Собираемся.
Ратибор порылся в сундуке у окна и повытягивал груду самой разной одежды, припрятанной на такие случаи запасливым Волком.
— В нашем на улицу носа казать нельзя. — кинул он другу прохудившиеся на коленях портки. — Оружие и броню тоже надо оставить. Не хватало еще по глупости налететь.
— Мне не привыкать! — весело усмехнулся Микулка, меняя сапоги на здорово стоптанные лапти. — Для меня эта одежка словно родная! Чуть по лучше у нас в селе только по великим праздникам…
Ратибор напялил на голое тело безрукавку из медвежьей шкуры, здорово пахнущую слежалой псиной, брезгливо влез в мешковатые портки из грубой холстины и неумелыми руками стал обкручивать вокруг ног лапотную бечеву.
— Тьфу ты! — расхохотался Микулка, глядя на неуверенные движения соратника. — Давай помогу! Ты что лаптей в жизни не видывал?
— Тятька босым заставлял ходить… — чуть приоткрыл завесу своего туманного прошлого стрелок. — А потом я себе сапоги эээ… справил. Такие вот дела.
Микулка смеясь помог другу, влез в простую серую рубаху под цвет драных порток и они собрались уж было выйти на улицу, но Ратибор в последний миг безнадежно махнул рукой.
— Не могу… — качая головой вымолвил он. — Без оружия словно голый, честное слово. Надо хоть кинжал прихватить, его сильно не видно.
— Погоди! — заговорщецким голосом остановил его паренек. — Я тут короб с инструментом видал. Там как раз пара неплохих ножей. Да вот он.
Ратибор порылся в дощатой коробке и на стол легли два ножа — один для резьбы по дереву, а второй для резки кож. Длинный плотницкий нож при известной сноровке можно даже швырнуть, а кожевенный хоть и не длинней пальца, но им без труда бриться можно, а уж если по горлу, то улыбка будет во всю шею. Микулка швыряться ножами выучен не особо, потому завернул в тряпицу бритвенно-острое лезвие, а другу придвинул тяжелый плотницкий тесак с неудобной ручкой.
— Так лучше. — убедительно сказал он.
— убедительно сказал он. — Все же не оружие, если что. Просто два мужика с инструментом. Кинжал больших денег стоит, к нашей нынешней одежке он просто никак.
— Согласен. — пристраивая нож в портки за спиной, кивнул Ратибор и первым толкнул дверь на улицу.
Сначала можно было подумать, что в городе ничего не изменилось — все работало, крутилось, двигалось. Так же суетился рабочий люд, уличные мальчишки норовили где-нибудь что-то стянуть, гудела базарная площадь, скрипели повозки, фыркали кони. Жизнь, как ей и положено, поддерживала сама себя, ведь даже в самое худое время нужно есть, пить, думать о малых детях.