— Это я его сюда затянул! — похвастался мальчик. — Чтоб поляки из терема не разглядели. Нам тоже лучше проулком.
Толпа, однако, судьбу испытывать не стала, только наиболее любопытные решились перебежать широкую улицу перед самым княжьим двором. Матфей присел возле витязя и положив руку на шею, нащупал сердечную жилу.
— Жив. — коротко сказал он. — Помогите перевернуть.
Коваль, купец и мальчишка с трудом уложили незнакомца на спину и сразу стало видно, как сильно потоптали его кони — даже лицо все было в ранах и синюшных кровоподтеках. Правая рука розовела выпершим через кожу обломком кости, ноги целее, но ран не счесть, а о том, что под кольчугой, лекарю не хотелось и думать.
— Надо его раздеть. — Матфей снял свою махонькую иудейскую шапочку и обмахнул свежим воздухом вспотевшее лицо. — А ты, мальчик, принеси пару ровных палок и хорошую веревку. Ты ведь тут рядом живешь?
Мальчишка с важным видом отправился с поручением, а остальные аккуратно сняли с витязя меч и принялись стягивать тяжеленную кольчугу. Незнакомец застонал и с усилием поднял покрасневшие веки.
— Что-то грязновато для вирыя… — скосив взгляд, пробурчал он.
— Да ты жив, жив… — поспешил обрадовать купец.
— Вот, Ящер… — выругался молодой витязь. — Вечно меня заносит не туда, куда следует. И где я?
— В Киеве. Возле княжьего терема. А как тебя звать, богатырь?
— Микулой… — сердито ответил паренек.
Все, даже иудей, отшатнулись — только одного богатыря Микулу знали они, но тот был настолько силен, что людские заботы его интересовали мало. Неужто пришел на помощь Киеву сам Микула Селянинович? Но откуда меч? Ведь всем известно, что он оружия за всю жизнь в руки не брал.
— Селянинович? — осторожно спросил купец.
Неужто пришел на помощь Киеву сам Микула Селянинович? Но откуда меч? Ведь всем известно, что он оружия за всю жизнь в руки не брал.
— Селянинович? — осторожно спросил купец.
— Да ну вас! — фыркнул Микулка. — Вы что, древнего богатыря не в силах от смертного отличить? И чего мне мамка имя такое дала… Замучают теперь до смерти… Нет, я не Микула Селянинович, Ящер вас забери! Постарайтесь запомнить сами и других научите. Есть, мол, при князе Микула, который как раз не Селянинович.
— Тише, тише… Разошелся… — успокоил его Матфей. — У тебя все ребра переломаны, того и гляди грудь изнутри проткнут. Лежи тихо, сейчас принесут что надо, будем тебя по кускам собирать. Если действительно богатырь, то срастется.
Микулка затих, но хмуриться не перестал. Он еще не знал, что с годами полушутливое прозвище Микула Селянинович прилипнет к нему как банный лист, но со временем он перестанет на него обижаться. Разве обидевшись, остановишь людскую молву? Бестолку…
Руки у Матфея были легки и умелы, вскорости сломанная кость, накрепко завязанная между двух досочек, перестала рвать кожу, а боль из острой стала глухой и вполне терпимой. Ребра пришлось туго замотать широкой холстиной, но все равно при каждом вздохе они противно потрескивали и шкрябали изнутри.
— Главное хребет цел. — нашептывал иудей за работой. — И череп не треснул.
— А чему там трескаться? — шутливо удивился Микулка. — Сплошная кость… Слушай, а ходить я скоро смогу?
— Ну… Не знаю. Это у всех по разному. Кости на ногах целы, просто зашиблены крепко.
— Значит кроме боли мне ничего не мешает встать?
— Ничего. Но боль тоже страшная штука, от нее и помереть можно, если сердце не выдержит. Ну вот, все что можно, я сделал. Деньги у тебя есть?
— Разбогатею, отдам… — зло фыркнул Микулка, недобро взглянув на Матфея.
— Да я и не прошу. Чего злишься? Просто спросил ради приличия. А то все боятся иудея, который не спрашивает о деньгах. Непонятное и необъяснимое всегда страшит. Ладно, я пойду… И спасибо тебе, Микула.
— За что? — удивился паренек.
— За Киев.
— Но ведь ты не русич! — еще больше удивился Микулка. — Какое тебе дело до Киева?
— Молод ты еще… Ну да ладно. Все равно спасибо.
Он повернулся и чуть сгорбив спину перебежал на другую сторону улицы. Только сейчас все поняли, сколько же надо было сил иудею, чтоб явиться сюда, чуть ли не под нос польскому князю при котором вся дворцовая стража.
Купец помог Микулке сесть, но, не смотря на страшную боль во всем теле, паренек этим не удовольствовался.
— Помоги встать… — покусывая губы, попросил он.
Купец подставил плечо и Микулка, едва не теряя чувств, стал во весь рост. На кольчугу не хотелось даже смотреть, поэтому он подхватил только меч и, забросив за спину, нестойкой поступью направился к княжьему терему.
— Ты куда?! — вытаращил глаза купец.
— Пойду прогуляюсь… — попробовал улыбнуться Микулка.
13.
Тяжеленное бревно выскальзывало из вспотевших ладоней, уставшие руки двигались все медленнее, словно Претич бился не на вольном воздухе, а по самую макушку в воде.
Тяжеленное бревно выскальзывало из вспотевших ладоней, уставшие руки двигались все медленнее, словно Претич бился не на вольном воздухе, а по самую макушку в воде. Его снова достали копьем, но даже ярость и боль уже не могли добавить новых сил для битвы.
Владимир, стоя на одном колене, стойко держал с десяток поляков и им слишком часто приходилось добавлять свежих людей, чтоб десяток оставался хотя бы десятком. Зато Белоян без устали метался от одного к другому, не давая полякам нападать со всех сторон одновременно. Враг быстро убывал числом под тяжкими ударами Претича и юрким мечом князя, а верховный волхв навевал неописуемый ужас, на глазах у всех раздирая ратников надвое. Но и его уже дважды пробили копьем… Все таки силы киевлян таяли быстрее, чем остатки польского воинства. Враг слишком превосходил их числом. Сверх всякой меры…