Он осторожно повернулся и через миг зазвенел железяками в кузне, вышел красный, взволнованный, еле прятал бурливший гнев. Но притащил таки молот и клещи, руки заученно принялись за работу, хотя в каждом движении сквозила крайняя неохота. Сделанные на совесть цепи поддавались с огромным трудом — железо стонало словно живое, короткая дрожь при каждом ударе сушила кожу, а искры то и дело плевались злыми укусами. Но человек так устроен — хоть сам из нежной плоти, а побеждает и железо, и камень, не даром в жилах капля крови Светлых Богов.
Скоро вериги плюхнулись в грязь, Ратибор с удовольствием плюнул следом, хотел пнуть для успокоения, да ноги босые. Сершхан поднялся с колен и зажмурившись растер запястья, а Волк озабочено ощупал пальцы — вроде работают.
— Цепи себе оставь. — усмехнулся Микулка. — В хозяйстве сгодятся.
— Во-во, — кивнул Волк. — Может в следующий раз тебя именно ими на том самом месте и прикуют. Или жену красунью. Не думаю, что чужаки в сих местах часто хаживают. Али не так? Сколько люду скормили поганой гадине! И не совестно?
— А ты нас не совести, — кузнец бросил молот и клещи на крыльцо, сам присел на дощатых ступенечках. — Смотри чтоб тебе самому помирать не соромно было, когда время придет. Что ты сделал в жизни? А?
Волк стиснул зубы, но промолчал — отродясь ведь не хвастал и хвастунов не терпел, а тут от кривого слова даже сердце кольнуло. Впервые захотелось высказать здоровяку все как есть, но Сершхан остановил строгим прищуром глаз, сам вымолвил еле слышно:
— А что ТЫ окромя цепей выковал? Ухват старой бабке? Сжалился… Ну молодец… За это тебе прямая дорога в вирый, без сомнений.
— Дурни вы молодые… — уже без злобы ругнулся хозяин, показав мозолистые ладони. — Эти вот руки делали и орало для плуга, и серп для жатвы, а ваши только лили кровь. Идите куда шли!
— Нет уж погоди! Орало, серп… А цепи?
— Да что ты прилепился до этих цепей аки банный лист до срамного места? Когда Богам жертву приносят, ты небось не роптал?
Сершхан медленно поднял лицо и впился взглядом в хозяйские очи. Тот аж отпрянул, почувствовал клокотавшую ярость.
— Значит для тебя нет разницы, — медленно произнес витязь. — Светлым Богам принесть жертву или мерзкой змеюке?
— Да ОН сам как Бог… — испуганно опустил глаза коваль.
— Только не светлый. Ступайте, говорю, не бередите душу!
— Это не душа. — не глядя в лицо отозвался Волк. — Это как раз и есть твоя совесть! Пытается выйти на свет, тока ты ее не пускаешь, от того и болит.
Кузнец поднялся и в сердцах ухнул кулаком в стену, бревна отозвались испуганным скрипом.
— Совесть, совесть… Засовестели совсем! Я вам что, дитя малое? Сам понимаю что к чему! Не дурак… Но нельзя с ним биться, нельзя! Вы даже представить себе не можете, что это такое! Это… Тьфу на вас! Все же разворочали душу. Или совесть, будь она не ладна. Поймите, Богам жертву приносят во спасение рода, тут то же самое — мы малым откупаемся от большой беды. Никто не сможет одолеть этого Змея. Никто… Да что говорить, до полдня осталось времени с гулькин нос, пойдем, поглядите сами! Он как раз разозлится до крайности, вас не застав. Узреете во всей красе, будь она не ладна.
Друзья переглянулись и Ратибор тихонько кивнул. Коваль скривил улыбочку надменного превосходства, — мол, щас я вам покажу, взяли бы портки закладные! Затем сунул голову в приоткрытую дверь и выкрикнул громогласно:
— Жена! Слыш, я щас буду! Провожу на окол этих… витязей. И не сиди зазря, полдень уж, пора щи на печь ставить!
11.
С пригорка, хоть и далековато, хорошо виднелись оставшееся столбы, желтели свежим деревом на фоне свинцовой реки. Дождь быстро смывал глубокие следы беглецов, ведущие прямо к деревне и Ратибор успокоился, найти их теперь будет не просто, разве что коваль или жена языки распустят. Но кузнец помалкивал, съежился весь, плечи ссутулились, казались уже не такими огромными. Он то и дело поглядывал на северо-восточный край небосклона, взволнованно теребил край потертого фартука.
— Начинается… — наконец вымолвил он. — Вы поглядите, а я пойду, уж… Нагляделся за прошедшие годы. И не вертайтесь в деревню, Богами прошу, не то точно беду накличете.
Он мокро зашлепал в сторону изб, друзья даже не обернулись, пытались рассмотреть дивные изменения в небе. Северный край небосвода быстро наливался густой чернотой, словно кто-то выпустил в мокрые тучи целую реку пугающе черной краски. Ударил первый порыв жаркого ветра, в лицо полетели потоки дождя, сбитые с проторенных в воздухе троп.
— Нда… — подавленно шепнул Сершхан. — Это что-то новое для полденного Змея. Не слишком ли много знамений для одной пупырчатой твари?
Ветер ударил сильнее, жарче, огромная черная туча на севере полыхнула жуткими багровыми отсветами, Днепр потемнел, словно растворился в навалившейся мгле, лишь неясные красные сполохи отражались в бурливших волнах.
— Кажись, — Волк хмуро поскреб небритую щеку. — Мы погорячились малешко, совестить местного коваля. Что-то эти знамения навевают смутные мысли о его правоте. Не знаю как портки, а место нам бы лучше сменить. На более дальнее.
— Не боись! — буркнул Ратибор. — Самому боязно… Что скажешь, Сершхан?