— Не уходи, — испугалась я. — Мы все пропадем в этом лесу!
— Не бойся. Когда встанет солнце, все страхи умрут. Да я и не пойду далеко. Не думаю, что Ронни забрался на край света. Он просто заблудился в темноте и ждет рассвета. Найду его, и двинемся дальше. Мы уже на середине пути, и та часть дороги, что нам осталась, намного легче предыдущей. — Он подбросил хвороста в костер, достал из рюкзачка стопку блокнотов. Какие сильные красивые руки, золотисто?бронзовый загар подчеркивает каждый мускул. Огонь вздохнул новой жизнью, и стало намного светлее.
— Он подбросил хвороста в костер, достал из рюкзачка стопку блокнотов. Какие сильные красивые руки, золотисто?бронзовый загар подчеркивает каждый мускул. Огонь вздохнул новой жизнью, и стало намного светлее.
— Хочешь, я научу тебя пользоваться атласом и таблицами? — спросил Инсилай.
— Зачем? — насторожилась я. Он думает, что не вернется?
— Для общего развития, — он улыбнулся.
— Давай, — согласилась я. Он открыл блокнот и начал рассказывать про соответствие таблиц и карт измерениям, а я думала о том, что совсем недавно знать не знала про существование этих самых измерений, про волшебников читала только в сказках, а самым красивым мужчиной в жизни считала Леонардо Ди Каприо, ну, и еще немножко Тома Круза.
— Алиса, ты здесь? — Инсилай заглянул мне в глаза. Привычка, отработанная в гимназии не подвела.
— Угол расчета берем из таблицы с номером карты последующего измерения, — отрапортовала я последнюю его фразу.
— Странно, — удивился Инсилай. — Мне показалось, ты совсем меня не слушаешь.
— Креститься надо, когда кажется, — огрызнулась я в пределах допустимой самообороны. Папа говорит, что все мои мысли у меня на лице крупными буквами написаны. А если так, то Инсилаю это читать не рекомендуется. Кажется, я влюбилась и думаю только о нем.
— Когда хамит Альвертина, — проворчал Инсилай, — это воспринимается, как должное. Ведьменок по?другому не умеет. Но ты?то ведь девица воспитанная… Нонсенс какой?то.
— Извини, — немедленно отступила я. — Это нервное.
Я с ума сойду от его глаз. Огромные, миндалевидные агаты. Когда вижу их, приятный холодок бежит по позвоночнику, и мысли путаются.
Он усмехнулся и снова уткнулся в блокнот. Вдруг по лицу его пробежала темная тень, он перелистал пару страниц назад и начал что?то быстро?быстро считать.
— Что?то не так? — спросила я, когда он закончил расчеты.
— Надеюсь, что нет, — ответил он, но особой уверенности в его голосе не было.
Мы сидели у костра до самого рассвета. Когда встало солнце, Инсилай отправился на поиски Ронни. Я смотрела ему вслед и видела, как ветки кустарников царапают его руки. Я схватила куртку и догнала его.
— Возьми, ты забыл, — мне показалось, что глаза его — усталые, чуть покрасневшие от бессонной ночи — потеплели. Я побежала назад, к костру, обернулась на полпути. Инсилай уходил, а мне было страшно и грустно. Что?то тревожное витало в воздухе. Мне вдруг показалось, что я больше никогда его не увижу.
* * *
Председателя Комиссии по магической этике звали Зоор. Он был Магом умеренного направления — признавал право на существование магии черной, но придерживался канонов магии белой. Пост председателя он занимал уже полвека по эйрскому исчислению и такого насмотрелся, что удивить его было практически невозможно. Какие только преступления не проходили через руки Зоора — от развеивания энергетической сущности до хладнокровных физических убийств: подмешивали друг другу траву магического бессилия в утренний кофе, подсовывали в офисы цветы безденежья под видом талисмана богатства, испепеляли финансовую документацию за пяток веков на глазах налоговой полиции….
Были и более современные преступники. Эти влезали в компьютерные сети транс?телепортических компаний, отправляя свои жертвы в дикие измерения вместо пятизвездочного «Голубого рая». Надеясь загнать конкурентов в рабство Запределья, выключали энергетические лучи над пограничьем в то время, когда эти самые конкуренты над ним проносились. Фантазия Магов не знала границ. Вошедшего в раж Волшебника, как правило, не останавливали ни страх наказания, ни здравый смысл.
Вошедшего в раж Волшебника, как правило, не останавливали ни страх наказания, ни здравый смысл. Кто?то затаил обиду и мстил, кто?то устал от спокойной жизни и таким образом вносил в нее разнообразие, кто?то просто устранял конкурентов, преследуя лишь финансовую выгоду и не испытывая к жертве никакой личной неприязни.
Но — и это Зоор знал абсолютно точно — в каждом преступлении всегда имелись причина, цель, исполнитель, жертва и, иногда, заказчик. В деле двух сестер, так называл председатель историю Маши и Катарины, отсутствовало практически все, кроме жертв. Может быть, кто?то и знал причины конфликта, но этот кто?то был неведом следствию.
Количество вовлеченных в эту семейную разборку множилось изо дня в день, пострадавшие шли косяком, а цель, причины и исполнители продолжали оставаться неизвестными. Впрочем, нет, исполнители время от времени появлялись, но стоило им вмешаться в эту путаную историю, как они тут же пополняли собой ряды жертв.