Я на цыпочках отправилась проверять целостность мужчины своей жизни. Слава богу, это оказалось не сложным. Инсилай мирно посапывал на диване в гостиной, натянув на голову собственную футболку.
Я проявила заботу и накрыла его пледом. Заглянула к маман. Она тоже почивала мирным сном. Спящая красавица преклонного возраста и прекрасный принц, слегка потрепанный жизнью. Полнейшая идиллия.
Посмотрела на часы и решила в школу не ходить. Чем объяснять, почему на два урока опоздала, проще принести записку от маман, что приболела на целый день. А раз так, можно никуда не спешить. Поставила на плиту чайник и вывалилась на крыльцо. О господи, такого я даже от мамаши с Инсилаем не ожидала: прямо посреди двора парил характерного зеленого цвета домик?скворечник, в народе именуемый «туалет типа сортир». Необычным в нем было, собственно, то, что он не стоял, как это принято, на земле, а висел в воздухе на высоте примерно метров полутора. Интересно, как они туда запрыгивали спросонья, и, что еще интереснее, куда девалось, гм… содержимое. Я полюбовалась на архитектурно?канализационные успехи маман и пошла пить кофе. Так как тостер я спалила еще вчера, пришлось обойтись бутербродами.
Пока я завтракала, меня осенило. Я же говорила, что куда лучше мне думается в кухне. Чтобы до конца разобраться в обстановке, я решила не афишировать своего присутствия в доме и, собрав свой портфель, залезла в чулан. На всякий случай прихватила с собой фонарик, сверток с бутербродами и пару апельсинов. Теперь я могла сидеть в засаде хоть до вечера. Но надеюсь, что так долго не придется. Во?первых, сдается мне, в чулане полно мышей, а я их не очень жалую, во?вторых, в отличие от мамаши, я не умею творить сортиры, висящие в воздухе.
Маман проснулась около полудня. Процокала ко мне в комнату, убедилась, что нет ни меня, ни портфеля, и отправилась на кухню. Что это она топает, как полковая лошадь? Ах, батюшки, это ж она на каблуках рассекает. Страсти какие с утра пораньше. Сейчас начнет прынеца моего обольщать, а мы посмотрим, опыт переймем.
— Илай! — крикнула мамаша из кухни. Ты смотри, встать не успела, уже соскучилась.
В гостиной зашевелился Инсилай и выполз на кухню. Теперь мне было не только видно, но и слышно. Он подошел к маман и, приобняв ее, чмокнул в щеку.
— Здравствуй, Котик, с добрым утром. — Какие нежности! Начало впечатляет, ждем, что дальше будет.
Дальше себя ждать не заставило. Когда с кофе было покончено, Инсилай поинтересовался:
— Кэт, а что, красотка твоя в школе?
— Конечно, — рассмеялась маман, — она же не носилась всю ночь, как наскипидаренная.
— И это очень странно, — между делом заметил Инсилай.
— Почему? Мы же еще вчера выяснили, что это или вино, или Машка. К Альвертине ни то, ни другое отношения не имеет.
— А мне сдается, что никакого отношения к этой истории не имеют ни вино, ни Варвара. Дай?ка мне вчерашнюю бутылку.
— Где ж я ее тебе возьму, она уже давно в утилизаторе. И зачем тебе пустая бутылка понадобилась?
— Есть кой?какие соображения, надо бы просканировать.
— И что ты там хочешь найти, — маман уселась на колени к Инсилаю и повисла у него на шее, — обрывки заклинания?
— Да нет, — я видела его сильные загорелые руки, обнимающие маман, и моя черная зависть на пару минут победила страх разоблачения, — что?нибудь попроще. Сдается мне наши ночные бега — Альвертининых рук дело.
— С ума сошел! Она еще совсем ребенок, ей такое не по зубам.
— В Хлюпине мы с тобой, забыла? Здесь даже кошка колдовать может, если захочет.
— Ерунда. И зачем ей это? Абсурд.
— Мне кажется, она ревнует, — предположил Инсилай.
— Глупости, — отрезала маман и, вывернувшись из его объятий, снова занялась посудой, — у тебя мания величия, осложненная манией преследования.
— Ага, а еще паранойя, старческий маразм, буйное помешательство и белая горячка, — проворчал Инсилай.
— Ага, а еще паранойя, старческий маразм, буйное помешательство и белая горячка, — проворчал Инсилай.
— Ну, не злись, — миролюбиво проворковала маман, — она, конечно, не сахар, но не чудовище же.
— Тебе видней, ты ее лучше знаешь.
— Бывал бы здесь почаще, да хоть час уделил бы на ее воспитание, не искал бы виноватых.
— Можно подумать, это была моя идея — податься в учение к твоей сестрице, — проворчал Инсилай, — да мне, чтоб ты знала, это волшебное образование все нервы вымотало. Сам не знаю, как еще не разнес эту академию изящных наук по кирпичику. А красотку твою я хоть сегодня воспитаю. Ремня хорошего за мелкое пакостничество — с превеликим удовольствием.
— Это не метод, — встала на мою защиту мамашка. — Ребенка надо не бить, а убеждать.
— Доубеждаешься, что она тебя в фикус превратит, или кактус. Будешь зеленеть на подоконнике и рассуждать о пользе убеждения.
Вот ведь паразит! Я так разозлилась, что чуть не выскочила из своего чулана, чтоб вцепиться в его наглую физиономию. Ремня он мне дать собрался! Сейчас! Да чтоб тебя, воспитатель недоделанный, этим самым ремнем с утра до ночи лупили, карката модана! Десять тысяч палочных проклятий на твою белобрысую голову и тощую задницу! Чтоб тебя покорежило, каракурт проницательный! Крепостное право в школе проходил? Нет, маловато будет за мои потрепанные нервы…. Про рабство слышал? Это уже ближе. Цепь на шею, а за спину Карабаса?Барабаса с плеткой! Пороть понедельник, среда, пятница, а так же Восьмое марта, Рождество и Пасха, по всем календарям, включая мормонов, ну, День взятия Бастилии, святое дело, хэллуин, масленица и, конечно, первое сентября, чтоб с детством счастливым по гроб жизни не расставался…. Приперся, барин местечковый, не было печали. Нашел девочку для битья, «щас»! Пока я почем свет проклинала Инсилая, они уже тему разговора сменили, а я так увлеклась, что все прозевала. Когда я малость успокоилась, эти голубки уже снова сидели в обнимку и ни про меня, ни про ремень не вспоминали.