Да почините вы свою проклятую воду, в конце концов! У меня уже в голове помутилось от ее монотонного капанья! Ну, точно, должок из прошлой жизни.
Да почините вы свою проклятую воду, в конце концов! У меня уже в голове помутилось от ее монотонного капанья! Ну, точно, должок из прошлой жизни. Сколько раз Алеида просила заняться кранами в кухне? Если ее слова на капли перевести, ручей получится, а может, и речка накапает, на Рио?Гранде потянет. Чем революции вершить, лучше бы по хозяйству отдохнул, краны починил. А еще лучше было не выпендриваться, и с Чинчиной оставаться: ни кранов, ни Боливии, ни революции, ни Таура. Во дворцах краны не текут… Сидел бы сейчас в Кордове, пил русскую водку с тинто и наслаждался жизнью с любимой женщиной в окружении детей, внуков, правнуков и десятка миллионов долларов… Ага, в семьдесят лет, самое наслаждение. Ну, дорогой, или в семьдесят как человек в Кордове с Чинчиной, или в двадцать пять в Альваре до синевы отполированный семихвосткой… Сам выбирал, претензии не принимаются…
Чертов колодец опять за меня взялся, и я временно про краны и Чинчину забыл. Меня очень уж сильно затянуло в Запредельную реальность и так закрутило, что я без подсказок понял, что умираю.
Сознание снова начало выкидывать неожиданности. Мир вдруг померк, и я кубарем покатился по зеркальному коридору. Я отлетал миллионом отражений от стен, пола и потолка, сломя голову несся вперед, пока сам не стал зеркальным шаром. Ударился о стену, рассыпался тысячей осколков, стал облаком световых отблесков и рванулся вверх, закручиваясь в бесконечную мерцающую спираль и ввинчиваясь в черноту ночи. Разлетевшись по ней миллиардами брызг, восстал радугой и завис над миром.
Где?то далеко, в прошлой жизни, остались тревоги, сомнения и боль. В моем счастливом сегодня было место только любви и радости созидания. Но наступило завтра, и неведомая сила швырнула меня на площадь Альвара. Народ Ваурии опять жаждал моей смерти, и, привязав меня к золотому столбу, в упор расстреливал картонными стрелами. Толпу возглавляли Ронни с Мирной, они размахивали большими скалками и требовали немедленно утопить меня в бочке эйрского светлого, толпа их поддерживала, но огромный щит посреди базара на всех языках мира сообщал: «Пива нет». Я им даже посочувствовал, но тут появилась Альвертина и, собрав валяющиеся по всей площади картонные стрелы, предложила меня просто сжечь. Добрый ребенок, я всегда в нее верил. Костер запылал как газовый факел, но боли не было. Я становился светом и с легким сердцем уходил высоко в поднебесье, где нет места страданию.
Я снова ощутил свое тело. Его хлестал ледяной дождь, и пронзали тысячи молний, а я не мог ничего сделать. Я был уже не совсем я, а только отражение в разбившемся у меня под ногами зеркале. Мое живое «я» пыталось соединиться с моим «я» отраженным, но тонкая грань разбитого зеркала не давала нам такой возможности, и это меня расстраивало почти до слез. Душа металась над осколками и рвалась в царство добра и света.
Оба моих «я» сошлись в поединке. Черный рыцарь и белый рыцарь. И черный победил. Мне до одури было жалко белого — он был весь в крови и над ним рыдала Алиса. А черное «я» праздновало победу и требовало, чтобы Алиса отдала ему розу победителя. Зачем мне понадобился этот цветок, ума не приложу. Может, просто хотелось досадить белому. Но ему было уже все равно, он умирал на руках Алисы, а я оставался здесь. Со мной оставались ужас и боль, а он уходил к счастью и радости. И хоть я отвоевал билет в царство света, а он свою битву проиграл, нельзя было понять, кто победитель, а кто побежденный. И не было справедливости ни в каком мире — ни в реальном, ни в отраженном. Все смешалось, и распутать невозможно. Ничего удивительного… Ну не починил я в свое время краны на собственной кухне, что ж мне теперь, этой водой захлебнуться? А у него цветок на плаще… у него или у меня?
Альвар, Аргентина, Боливия, Город… Не дождетесь, я жил, жив и буду жить… Так решил. Так хочу… Потому, что моя реальность сильнее вашей карусели условностей.
Глава 43
— Договорись о встрече с Локи, — бросил Корн, проходя мимо секретаря. — В любое удобное ему время.
— Не думаю, что смогу, — поправив пальцем очки на переносице, сообщил молодой человек, разбиравший в кабинете бумаги. Маленькая черная бородка, тонкие усики и сросшиеся на переносье брови делали его похожим на Мефистофеля. Он и имя имел подходящее — Люцер.
— Это еще почему? — Корн затормозил на пороге.
— Локи никого не желает видеть.
— Я тоже не хотел встречаться с Велесом, но его Лора меня все?таки достала.
— Она и Локи достанет, если потребуется, — усмехнулся секретарь.
— А тебе что мешает?
— Главным образом, отсутствие ног, произрастающих от ушей, внушительного бюста, наивного взгляда и голоса?щебетунчика.
— С удовольствием устрою тебе все эти прелести для пользы дела, — пообещал, стоя в дверях, Корн. — Если хочешь сохранить прежний вид, советую постараться.
— С Локи невозможно разговаривать. Он всех ненавидит, — Люцер заерзал на стуле. — А помощница его, Севинч, еще хуже….
— Это ее ты собрался обольщать ногами и бюстом?