— Тот, кто объясняет полезным людям, какие им слова сказать, какие подмахнуть бумаги, кого сажать, кого не трогать. Очень деликатное занятие! Дар особый нужен. Талант!
— Такой, как у Пал Палыча?
Икрамов помрачнел, словно вспомнив о чем-то неприятном.
— Этот умеет, клянусь Аллахом! Зыркнет глазом, и поверишь, что он не Чернов, а Белянин и что на елке персики растут… Умеет, хоть и не писатель!
— А я вот писатель, — напомнил Ким. — Может, сгожусь вам в летописцы? Лет через десять сварганим воспоминания, будут не хуже, чем у Эренбурга. Издателя солидного найдем, московского, забойного, из тех, что печатают про президентов… тираж начальный — тысяч сто… можно и побольше, если название крутое. «Люди, годы, трупы» подойдет? Или «Пахан от Корана»?
Пальцы Икрамова соединились, плечи напряглись, как если бы он душил кого-то, пережимая горло и ломая позвонки. Киму почудился хруст костей, предсмертный хрип и тошнотворный запах крови, словно людоед-душитель, недовольный слишком медленной агонией, рвал когтями чьи-то вены. Мысль о брошенной у лестницы кувалде мелькнула у Кононова, он посмотрел на кинжалы и сабли, на малахитовую пепельницу, прикинул, что к пепельнице ближе, придвинулся к столу, вытянул руку…
— Дерзок слишком, — расслабившись, буркнул Икрамов. — Посиди тут часиков до трех, подумай. Либо ты при мне, либо…
Он чиркнул ладонью по шее и направился к дверям.
— Я буду лучше думать, если меня накормят, — сказал Ким. — Время-то обеденное!
Икрамов вышел, не вымолвив ни слова, но через пять минут из тех же дверей явились трое черноусых молодцов: один нес столик, другой — бутыль с поддельными ессентуками, а третий — миску с ложкой.
В миске были вареные бобы. Не очень много.
«Ну что будем делать? — поинтересовался Кононов, когда черноусые удалились. — Есть предложения?»
«Ты можешь справиться с охраной и уйти, — откликнулся Трикси. — Ты достаточно силен и ловок, но, если надо, я помогу».
«Нельзя уходить. Во-первых, Икрамов все равно не отвяжется, а во-вторых, зачем сюда ехали? Могли сидеть на складе, кусать Мурада за уши». — Ким зачерпнул бобов, сунул ложку в рот и скривился — перца явно переложили.
«Думаешь, надо его убить? — печально спросил пришелец. — Акт негуманный, но, кажется, необходимый…»
«Убийство ничего не даст. — Ким поперхнулся бобами, отпил воды, прокашлялся. — Этого убьешь, другой появится. Опять же мертвые неразговорчивы… А я ведь сюда приехал кое-что узнать!»
«Помню», — вымолвил Трикси.
«Есть такой процесс — позитивная реморализация, — сообщил Ким, мрачно ковыряясь в миске. — Описан у классиков… правда, без подробностей. А ты не в курсе, как сделать негодяя приличным человеком?»
«Глубинные области психики не поддаются конверсии и радикальной перестройке. Конечно, я могу внушить благие мысли, но эффект от этого непродолжителен и слаб — как только наш контакт прервется, исчезнут все следы внушения. Более длительное воздействие через связь с инклином бессмысленно из-за присущей вам ментальной резистентности. Мне очень жаль, мой друг, но это неразрешимая проблема».
«Ты все же попытайся что-то сделать. — Вода кончилась, и Ким отодвинул миску с остатками бобов — есть это адское варево, не запивая, было никак нельзя. — Я вот соображаю, что он за тип, этот Анас Икрамович, к кому он психологически ближе, к Эйриму или к Идрайну? Вроде человек, хоть и грабитель, к тому же вождь — дружина у него и замок, богатство и комфорт, наверное, близкие люди есть… В Аллаха верит, чтит Коран, читает книги… Человек ведь, а? Это с одной стороны, а поглядеть с другой — так нелюдь нелюдью! Души бы ему добавить… Как ты считаешь, Трикси?»
Но тот молчал, и Ким, чтобы отвлечься, погрузился в транс, в мысли о своем романе, обдумывая завершающие сюжетные ходы. Он был сейчас Арраком, духом, обитавшим в теле колдуна, но принявшим решение его покинуть. Духам ведь тоже нужны перемены, духи скучают и тоскуют и, подобно смертным, хотят разнообразия. А выбор в Ванахейме скуден: или чародей Небсехт, или типичный бандит и грабитель Анас Икрамович Икрамов… то есть Эйрим Высокий Шлем. Тогда как Аррак желает внедриться в героя, могучего, непобедимого, жестокого… Благодаря магическим способностям он наблюдает за киммерийцем и его слугой, и тут — тут свершается фатальная ошибка! На Конане защитный обруч, ментальный ореол ничтожества завуалировал его природу, и дух решает, что истинный герой — Идрайн. Безжалостный, сильный, вполне подходящий для запланированного переселения…
* * *
Серокожий прошел испытание!
Мысль об этом настраивала Аррака на благодушный лад — как всегда, когда предстояло развлечься. Снова и снова он прокручивал в памяти одну и ту же картину: девушка, танцующая на фоне белесого марева пурги; киммериец, уставившийся на нее выпученными глазами; его женщина, ничтожный прах земной, в страхе сжавшаяся у костра; и серокожий исполин, подпирающий спиной скалу. Дочь Имира не смогла его зачаровать; он просто уснул, продемонстрировав полное равнодушие к прелестям снежной девы.
Дочь Имира не смогла его зачаровать; он просто уснул, продемонстрировав полное равнодушие к прелестям снежной девы.
Итак, он остался жив. Киммериец, впрочем, тоже; почему-то Имирово отродье разделалось лишь с его спутницей. Но женские дрязги Аррака не интересовали.