«Нужен эталон, — сообщил Трикси. — Если не желаешь быть гигантопитеком, скажи, в кого ты хочешь превратиться. С эталоном мне гораздо удобнее работать. Вот, например, герой твоей истории… Он подойдет?»
— Конан? Но это же вымышленный персонаж!
«Неважно. Ты знаешь о нем больше, чем о реальной личности».
— Еще бы не знать! Вышло девяносто восемь книг, четыре я сам написал, а с остальными ознакомился во всех деталях. Я, как писатель, должен…
«Эти подробности нам ни к чему, — прервал его Трикси. — Ясно, что ты обладаешь большим объемом информации, и, если мне будет позволено, я просканирую эти массивы. А заодно все книги, которые ты прочитал».
— Все… — протянул Ким, задумчиво почесывая свою необъятную пятку. — Все я в точности не помню.
«Однако ты их прочитал, и, значит, они хранятся в памяти. Где-то в дальних ее уголках, куда тебе самому не проникнуть, а я, получив разрешение, сумею добраться. Очень быстро и без особого труда».
Кононов кивнул с протяжным вздохом, напоминавшим вой ветра в каминной трубе.
— Ну так в чем дело? Сканируй на здоровье.
На секунду у него стукнуло в висках и бледный свет лампочки померк перед глазами, но мгновением позже зрение восстановилось, и Ким с замиранием сердца увидел, что кожа его лишена волос, упруга и приобрела тот бронзовый оттенок, какой считают признаком несокрушимого здоровья. Под кожей перекатывались мышцы, уже не столь гигантские, как в прежнем облике, но очень солидных размеров, как раз таких, чтоб посрамить Сталлоне и Шварценеггера. Живот стал плоским, плечи — широкими, грудь — выпуклой и мощной, руки и ноги — мускулистыми, ладони и ступни приобрели нормальный человеческий вид. Поднявшись, Ким обнаружил, что можеть достать до потолка, однако не макушкой, а кончиками пальцев.
«Превосходный эталон, гораздо лучше гигантопитека, — заметил Трикси. — Надо признаться, книги мне очень помогли. Я, разумеется, не изменил твое лицо, но в остальном… — Он излучил волну горделивого довольства. — Что скажешь? Так годится?»
— Вполне, — ответил Ким, натягивая джинсы. Они, как и рубашка, оказались коротковаты и тесноваты, зато разношенные кроссовки были в самый раз. Ну, мелочи! Чувствовал он себя превосходно, сила играла в крепких мышцах, пальцы сжимались, стискивая рукоять незримого меча, и на мгновение Ким представил, что меч и правда в его руках и он, взмахнув сверкающим клинком, рубит чью-то шею — да так, что кровавые брызги веером.
Его замутило. Шутки богатого воображения — кровь, чудовищная рана, голова, что падает с плеч, разорванный последним криком рот и помертвевшие глаза… Это было ужасно!
Беззвучный голос Трикси вернул его к реальности:
«Хмм… Маленький просчет — вернее, неувязка… Дух не соответствует телу».
«Ты это о чем?» — мысленно простонал Кононов.
«О том, что ты — нормальный человек и мысли о нанесении ран, увечий и убийстве тебе противны и мерзки. Вполне естественная реакция… телесную мощь ты приобрел, но не стремление к насилию.
Вполне естественная реакция… телесную мощь ты приобрел, но не стремление к насилию. А без него… — Трикси смолк — видимо, взвешивая свои этические постулаты, — потом печально произнес: — Придется снабдить тебя психоматрицей Конана или иного персонажа, который в данном случае подходит. Я просканировал в твоей памяти нескольких героев книг — Бешеный, Слепой, Кривой… Возьмем кого-нибудь за эталон психологической конструкции?»
— Больно уж злобные и жестокие ребята, — с сомнением заметил Ким. — Предпочитаю Конана. Он хоть и варвар, но все же не бешеный и пачками из «калаша» не кладет. Режет по одному и в основном чудищ и магов… Просто образчик гуманизма в сравнении с нашими беспредельщиками!
«Разумный выбор», — согласился Трикси, и тут же в голове у Кима что-то дрогнуло или, возможно, провернулось, снабдив его витамином свирепости. Однако в умеренной дозе — той, что отвечала медиевальным временам, а не текущему немилосердному столетию.
Под дверью завозились, и Кононов, стукнув себя в грудь кулаком, сдержанно зарычал. Кровь, отрубленные головы и перерезанные глотки больше его не пугали, но мнились чем-то знакомым и обыденным, вроде потрошеной куры в целлофане или консервов из тресковой печени. Мысль об этом органе, располагавшемся справа от желудка, была не только естественной, но даже приятной; и Ким, не в силах сдержаться, яростно прошипел:
— Прах и пепел! Ну, отворяйте, смрадные псы! Всем печень вырву!
«Ты не спеши, — тут же откликнулся Трикси, — а сядь под батареей и надень наручник. Сделай вид, что ты их боишься».
— Это еще к чему?
«К тому, чтоб разобраться, чего твоим похитителям надо. Вспомни, у нас дефицит информации! Пусть поговорят, поспрашивают, а там и до печени дойдет. Только не очень усердствуй! — Пришелец сделал паузу, потом заметил: — Я бы ограничился парой оплеух».
— С этого начнем, — мрачно пообещал Кононов и скорчился под батареей.
Дверь с протяжным скрипом распахнулась, и в его узилище шагнули давние знакомцы Гиря с Петрухой и еще один качок, не бритоголовый, а стриженный «ежиком», что, вероятно, говорило о низкой ступени в служебной иерархии. Уши у него были оттопыренные, а на лице — ни следа интеллекта: волосы начинались сразу от бровей. Ушастый замер у порога, а двое других, приблизившись к Киму, уставились на него, будто на антрекот в витрине. Лампочка в подвале была тусклая, и Гиря недовольно щурился и хмурил брови — видимо, прикидывал, пойман ли нужный клиент и не случилось ли ошибки.