Он застонал, открыл глаза и поворочал головой. Над лесом низко висело солнце. Слева и справа — стены сараев, меж ними — груда разбросанных дров. Полено давило в поясницу. Он попытался вытащить его, не смог, уперся руками в землю и сел. Рубашка на спине и груди была мокрой, набухшей кровью.
«Ким!»
— Я здесь. — Кононов сильно потер ладонями щеки. — Я живой?
«Живой. Восстановление заняло двадцать две минуты сорок секунд».
Ким задумался. Сила прибывала с каждым мгновением, но мысли медленно ворочались под черепом. Он пересчитал дырки в залитой кровью рубахе. Пять!
— Восстановление, говоришь? Ты меня с того света вытянул!
«Мозг не поврежден, и это было несложно, — заверил Трикси с ноткой гордости. — Вот с тем сантехником пришлось повозиться. Видел бы ты его! Шестой этаж, как-никак».
В голове у Кима просветлело. Он расстегнул рубашку, ощупал кожу, потом дотянулся до левой лопатки.
Видел бы ты его! Шестой этаж, как-никак».
В голове у Кима просветлело. Он расстегнул рубашку, ощупал кожу, потом дотянулся до левой лопатки. Ни следа ран, ни рубцов нет, ни шрамов, ни царапин!
— Зря я тебя послушал, — произнес он с глубоким вздохом. — Надо было того бандита — Храпова, что ли?.. — пришибить. Да и всех остальных, пожалуй. Мы ведь не метаном дышим — кислородом, а он не содействует гуманности.
«Моя ошибка. Готов признать: ты лучше меня разбираешься в ситуации, — покаялся Трикси и после паузы добавил: — Если бы стреляли в голову, мы оба были бы мертвы. Больше я не стану мешать. Действуй в согласии с вашим земным обычаем».
— То-то же! — сказал Ким, поднимаясь. Он прихватил валявшуюся рядом кувалду, прокрался вдоль стенки сарая, выглянул из-за угла и облегченно перевел дух.
Варвару — чего он втайне опасался — еще не насиловали. Она стояла на коленях у колодца, над баком для кипячения белья; Шурик с Егором держали ее за плечи, Щербатый, вцепившись в рыжие волосы, совал ее голову в бак. Гиря, почесывая в затылке, наблюдал за этой сценой, а Храпов, развалившись на травке, курил. Пейзаж казался столь же мирным, как если бы дачники отстирывали скатерть после обильного пикника.
Щербатый поднял голову Варвары. Глаза ее были выпучены, широко разинутый рот жадно хватал воздух, по лицу стекала вода.
— Ну, припоминаешь? — сказал Гиря. — Значит, дело было так: вы с сестрицей и с этим Олегом, хахалем твоим, рванули за город, на дачу. Хахаль отвез вас, оставил колеса и умотал электричкой. А дальше что? Колес-то нет! Выходит, сестрица уехала?
— У-е-хала, — с трудом выдохнула рыжая.
— А куда?
— Н-не з-знаю!
— Это плохо, что не знаешь. Это, Варька, не по-родственному! Пал Палыч тебе ведь родня? Родня! И свое желает забрать, не чужое! Собственную жену, любовь свою сладкую, единственную! — Гиря подмигнул помощникам, и те заржали. — Ну, так где она? Куда винта нарезала?
В глазах рыжей зажглась ненависть. Она мотнула головой и прохрипела:
— Ищите!
— Так у нас базара не получится, — вымолвил Гиря. — А знаешь, что делают с теми, кто не отвечает за базар? Мочат их, Варька, мочат в натуре! — Он махнул Щербатому и распорядился: — Ну-ка, окуни ее, прополощи извилины! Вдруг вспомнит. А не вспомнит…
— На травке разложим, — подсказал Шурик и жадно облизнулся.
— Разложим, — кивнул Гиря. — Только ты будешь в задних рядах.
— Это почему?
— А потому, что самый моложавый и вообще «шестерка». Окунай!
Варвару снова сунули в воду, а Ким несколько раз присел, согнул руки и поворочал шеей. Тело повиновалось ему, как точный, готовый к битве механизм. Матрица Конана также была на месте, распространяя ощущения могущества и смертоносной холодной ярости. Конан Варвар точно знал, кого и как прикончит.
— Вытаскивай! — скомандовал Гиря. — Ну, припомнила, гадюка рыжая?
— Н-ничего… н-ничего н-не припомнила, — еле ворочая языком, произнесла Варвара и плюнула на башмак Щербатому. — Не найти вам Дашку, волчарам позорным! Не найти! Все зря! Меня зря мучаете и парня зря убили!
Гиря сдвинул густые брови.
— Ты о себе заботься, не о том фраере! Он копытца откинул, а ты, сучка, пока что жива. С тобой мы по-нежному, по-хорошему, а фраера кушают мураши. Может, уже и съели.
— Не съели, — сказал Ким, выступив из-за угла.
Движения его были стремительны, словно ветер нес над землей мощное тело; ступни едва касались травы, тяжелый молот со свистом вращался в воздухе. Он ударил Храпова ногой в висок, опустил кувалду на бритый череп Гири, вырвал ее, ломая кости и разбрызгивая кровь, снес затылок Щербатому и, дернув молот на себя, всадил рукоятку под челюсть Егора. Шурик, оцепеневший на мгновение, вскочил и бросился бежать, но кувалда мелькнула в лучах вечернего солнца, догнала и с хрустом врезалась между лопаток. Ким подошел, поднял ее, брезгливо сморщился и сунул в бак с водой.
Варвара глядела на него, сидя на корточках и приоткрыв рот. Глаза у нее были темные, как зеленоватое бутылочное стекло.
— Ты… ты ведь умер! В тебя стреляли!
— А вы видели? Вам этот, — он шевельнул ногой голову Гири, — на затылок наступил.
— Я слышала! И видела, что ты мертв, когда меня к колодцу потащили! И рубашка у тебя в крови!
— Царапина, — пояснил Ким, присаживаясь напротив женщины. — Но если говорить серьезно, пулей меня не убить и ножиком не зарезать. Я, Варвара Романовна, умею стимулировать регенерацию.