— Пьете? — пробурчал воин со шрамом вместо приветствия. — Веселый пир, я вижу! А по какому случаю?
Эйрим вскочил, грозно насупив брови.
— Каков бы ни был случай, Фингаст, ты не должен врываться ко мне, да еще вооруженным! Клянусь челюстью Имира, я этого не потерплю!
— Потерпишь, — сказал молодой — видимо, Торкол, как догадался киммериец. — Потерпишь, Эйрим, сын Сеймура. Не то наш господин…
— Знаю, знаю! — Хозяин Рагнаради махнул рукой. — Не то ваш господин сделает так, что я не доживу до зимы! И никто не доживет в моем жалком крысятнике! Господин повелевает ураганами, и сметут они в море и дома мои, и корабли, и запасы пива, и людей — всех до последнего раба! — Постепенно голос Эйрима возвышался; теперь он почти кричал. — Все это мне известно, Торкол-отцеубийца, только я ведь против господина вашего не умышляю! Пью свое, и ем свое, и пирую со своими людьми!
— А этот тоже твой? — Фингаст ткнул секирой в сторону Конана.
— Мой! Брат мой Конан!
— Не похожи вы на братьев, — угрюмо заявил воин со шрамом. — У нас, ваниров, золото в волосах, а этот черен, как ненастная ночь.
Конан встал, обошел вокруг стола и с угрозой уставился на Фингаста.
— У одних ваниров и впрямь золото в волосах или благородная бронза, — сказал он, — а у других — рыжее дерьмо! Хоть цветом и схоже с золотом, да не золото! Дерьмо в волосах, дерьмо в голове, а на устах — речи смрадной гиены.
— У одних ваниров и впрямь золото в волосах или благородная бронза, — сказал он, — а у других — рыжее дерьмо! Хоть цветом и схоже с золотом, да не золото! Дерьмо в волосах, дерьмо в голове, а на устах — речи смрадной гиены. Ты, верблюжья моча, зачем сюда ворвался? — Тут киммериец перевел взгляд на Торкола: — А ты, усатый шакал, зачем грозишь брату Эйриму? Или он в своем доме уже не хозяин? Прах и пепел! Два недоумка дерзят вождю, храброму сыну Сеймура Одноглазого! Клянусь Кромом, таких у нас в Киммерии вяжут да бросают живьем в выгребные ямы!
Не всякий мог потягаться с Конаном в сквернословии. Лица воинов Гор-Небсехта сначала побледнели, затем побагровели; наконец Фингаст прорычал:
— У вас в Киммерии никого не бросают в выгребные ямы, хорек! У вас и ям-то таких нету! Всем известно, что киммерийцы гадят под себя, да еще по заднице размазывают!
Ухмыльнувшись, Конан повернулся к Фингасту, задрал куртку и выставил зад:
— Раз так — понюхай, меченая шкура! И убирайся, пока я не разукрасил тебе другую щеку!
За столом злорадно заржали. Седоусый Храста, тот вовсе свалился со скамьи и, держась за живот, ползал среди пустых бочонков и обгрызенных псом костей. Найрил и Колгирд то в восторге молотили кулаками по коленям, то хлопали друг дружку ниже поясницы, повторяя: «Понюхай, меченая шкура!» Даже Эйрим, имевший вид раздраженный и грозный, не выдержал, захохотал.
Конан, с довольным блеском в глазах, отступил к стене. Дело было сделано: он оскорбил приспешников колдуна, а Эйрим со своими людьми смеялись — значит, одобряли нанесенную обиду. Теперь, если бы Эйрим захотел после всех обещаний насчет завтрашней ночи пойти на попятную, миру не быть! Сказанное и сделанное смоет только кровь.
Молодому Торколу захотелось получить ее немедленно — он поднял палицу и с бешеным ревом рванулся к Конану. Но Фингаст, который был постарше и поопытней, ухватил его за пояс и что-то прошептал — насчет гнева господина и отданных им приказов, насколько удалось расслышать Конану. Однако и сам Фингаст еле сдерживался; шрам на его щеке налился сизой кровью, пальцы каменной хваткой сошлись на древке секиры. Он погрозил оружием киммерийцу и прохрипел:
— Отдай его, Эйрим! Отдай нам!
— Почему? — Хозяин Рагнаради взглянул на Фингаста с хорошо разыгранным недоумением. — Ты хочешь зарубить моего брата? За пару сказанных в горячности слов?
— Нет! Нергал с его словами и с его вонючим языком! Но наш господин повелел взять черного хорька и вырвать ему сердце!
— Ваш господин? Когда же он изъявил свою волю?
— Сегодня ночью, Эйрим, сегодня ночью!
Вождь ваниров задумчиво поскреб подбородок.
— До башен Кро Ганбора не один день пути, — заметил он. — И что-то я не помню, чтобы в мои ворота сегодня стучался гонец. Может, ты, Найрил, видел его? Или ты, Храста? Или Колгирд? — Эйрим бросил вопросительный взгляд на своих седоусых кормчих.
— Моему господину не нужны гонцы, чтоб шепнуть тайное слово своему слуге! — яростно выдохнул Фингаст. — Вспомни, Эйрим, к т о мой господин! Вспомни, и отдай нам эту киммерийскую крысу!
— Твой господин шептал слишком тихо, и я ничего не расслышал, Фингаст! — На губах Эйрима змеилась издевательская усмешка.
Внезапно воин со шрамом отступил к распахнутой двери, потянув за собой Торкола. Теперь оба они, стиснув кулаки, стояли по бокам дверного проема и словно бы стерегли его; а снаружи, во дворе, начала шевелиться и позванивать металлом некая плотная масса, почти неразличимая в сером сумраке северной ночи.
Теперь оба они, стиснув кулаки, стояли по бокам дверного проема и словно бы стерегли его; а снаружи, во дворе, начала шевелиться и позванивать металлом некая плотная масса, почти неразличимая в сером сумраке северной ночи.
— Значит, слово господина ты не расслышал, Эйрим? Не расслышал и киммерийца не отдашь? — с угрозой произнес Фингаст. — Ну, слушай тогда меня… я-то близко! — Он оскалил зубы в ответ на усмешку Эйрима. — Слушай, Высокий Шлем! Воины твои либо дрыхнут, либо пьют, а наши уже во дворе, и на всех брони да кольчуги. У всех топоры да мечи в руках, у всех щиты да дротики… Тебя и старшин твоих, — Фингаст метнул взгляд на кормчих, — убьем первыми, вместе с киммерийцем. А дружину вырубим на треть! Треть прикончим, остальные покорятся и поплывут с нашим господином хоть в Кхитай, хоть в страну Амазон… Ясно, сын Сеймура? Ты-то нам не нужен, нужны твои люди, твои корабли да твои припасы!