ДИАЛОГ ШЕСТОЙ
Пальцы танцуют по клавишам мобильника, те загораются мягким зеленым светом. Долгие мелодичные гудки… Потом голос:
— Слушаю.
— Славик, ты?
— Дарья Романовна? Даша, Дашенька, где же вы пропадали! Тут такое… такое творится!.. Мы все…
— Помолчи, Славик. Где я была, неважно — считай, болела. Теперь выздоровела… Что с нашим заведением?
— С заведением? Ммм… Можно сказать, процветает, Дарья Романовна! Налоги уплачены, аренду продлили, ассортимент расширили… Ну а доходы… Тут я, признаюсь, не в курсе.
— Не в курсе? Ты мой управлящий и должен…
— Я ваш, Дашенька, душой и телом ваш, но я уже не управляющий. Вы разве не знаете, что Павел Павлович поставил Ерчуганова? Его человек, его хозяйская воля и власть… Так что о доходах — к Ерчуганову, а я теперь хожу в завхозах. Продукты там купить, пиво завезти и протереть тарелки да стаканы…
Молчание. Потом:
— Я не знала. Ты, Славик, не думай, что я вас бросила. Я в самом деле заболела. Тяжелый случай помешательства… Бывает! Но проходит.
Снова молчание.
— Где вы сейчас, Даша?
— В машине. В город еду. Уже проехала Парголово… Вот что, Славик, скажи Селиверстову…
— Он, Дашенька, уже у нас не служит. Ерчуганов своих охранников привел. Зовутся секьюрити, а по виду — бандиты.
— Ты, Славик, не перебивай хозяйку! Во-первых, скажи Селиверстову, чтоб завтра был на месте. Непременно! Во-вторых, ты не завхоз, а управляющий. Мой менеджер! Помнится, раньше мы без завхоза обходились.
— А что с Ерчугановым? И с его качками?
— Захотят по-доброму, уйдут. Не захотят, сделаю из них мясо по-цыгански. Или соус бешамель.
— Простите, Дарья Романовна… ммм… не очень удобно спрашивать… а как же ваш супруг?
— Думаешь, из него не получится соус?
Тишина. Короткий смешок в трубке.
— Понял. Осознал! Прочувствовал! Сказать Селиверстову, чтоб озаботился подмогой?
— Сами справимся. Вот что, Славик… С квартирой — с той, что над баром, — все в порядке?
— В полном, Дашенька. Ерчуганов про нее не знает, и Павел Павлович, думаю, тоже. — Пауза. — Только зачем вам в нее? Поживите у нас или хотя бы переночуйте. Оля моя, так с радостью!
— Спасибо, Славик, спасибо, милый… Не надо. Не хочу для вас неприятностей. А еще… еще помнишь, что о кошках сказано? Кошки гуляют сами по себе.
ГЛАВА 7
БИТВА В ЛЕСУ
Должен признаться, что мне приходилось убивать. Уже в зрелом возрасте я участвовал в Нефтяных войнах 2012-2014 гг., был переводчиком, но попал в окружение с ротой десантников и сражался за свою жизнь и жизни товарищей как солдат, штыком и автоматом. Был в Африке, в Ливии, Уганде, Эфиопии в качестве фронтового корреспондента, потом очутился на Кубе в дни Первого восстания, и в каждой «горячей точке» меня старались прикончить как минимум десятком способов, невзирая на мой журналистский статус.
Я, разумеется, сопротивлялся; мне не хотелось покинуть этот мир, своих друзей, детей и горячо любимую супругу. Поэтому я убивал, хотя насилие и смерть ужасны. Я это точно знаю. Мне приходилось умирать.
Майкл Мэнсон «Мемуары.
Суждения по разным поводам».
Москва, изд-во «ЭКС-Академия», 2052 г.
Дрю-Доренко не подвел, пригнал машину к трем, но засиделся у Кононова изрядно, болтая о всяких пустяках. Гость ведь, не выгонишь! И в результате Ким добрался к повороту на Крутые Горки лишь в шестом часу. Как сообщила цирковая девушка, дорога тут делилась натрое: прямо — магистраль на Приозерск, направо — шоссе похуже, к Соснову, налево — совсем уж дрянная дорожка с разбитым покрытием, ведущая в Горки. День был будний, и на всех трех направлениях царило затишье: не прятались в кустах гаишники, не рассекали атмосферу иномарки, и только время от времени скромно шуршали шинами «Жигули» или ковылял куда-то трактор с прицепом, полным навоза. Ким остановился у развилки, открыл дверцу, посмотрел на сосны и ели, толпившиеся по обочинам дорог, вдохнул свежий смолистый воздух и пробормотал:
— Хорошо… Только камешка не хватает.
«Какого камешка?» — поинтересовался Трикси.
— Такого, вещего… На котором написано: прямо пойдешь — в ГАИ попадешь, направо свернешь — мотор разобьешь, налево свернешь — принцессу найдешь.
«Значит, нам налево», — заключил Трикси.
Вздохнув и покосившись на кувалду, дремавшую в ногах соседнего сиденья, Ким свернул в нужную сторону. Тихо подвывая, «Москвич» пополз от ямы к колдобине, от колдобины к яме; сосны, будто сочувствуя ему, зашелестели ветвями, потом раскатилась звонкая дробь ударившего в боевые барабаны дятла. Дорога, вначале прямая, стала петлять; как обычно в Карелии, холмы сменялись оврагами, хвойный лес — болотом или дикими зарослями малины, нетронутые чащи — делянками, где поработали пилой и топором. Если б не этот признак цивилизации, вид был бы точно такой, как в северных Пустошах Пиктов — ну, еще зверье отсутствует и дорога заасфальтирована… Как бы заасфальтирована, уточнил Ким, объезжая очередную воронку.
Минут через пятнадцать справа потянулось болотце, потом завиднелся низкорослый ельник, а между болотом и ельником возникла тропка примерно двухметровой ширины. «Все, как говорила та девушка», — мелькнуло в голове у Кима. Он переключил с третьей на вторую передачу, повернул и двинулся на север, припоминая последнюю инструкцию: ехать дальше, пока машина не застрянет. «Москвич» уже не подвывал, а всхлипывал, стонал и трясся так, будто в пароксизме страсти хотел наехать на красотку — «Ладу», девственную, новенькую и блестящую. Но «Лады» в обозримом пространстве не нашлось, зато впереди замаячило что-то красное, угловатое, высокое и на колесах. Ким развернулся с горем пополам, заглушил мотор, вылез из машины и, крадучись, направился к яркому пятну.