Эйрим переменился в лице.
— Врешь ты все, моржова кишка! На валу и башнях сторожа! Или они не заметили, как ты вывел во двор своих ублюдков?
— Заметили! — торжествующе рявкнул Фингаст. — Только сторожа твои уже бегут на Серые Равнины, и у каждого между ребер торчит по стреле!
Он пронзительно свистнул, и во дворе загремело железо, в дверь полезли воины в медных бронях и рогатых шлемах, над столом пропел дротик, впился в скамью; второй опрокинул миску с мочеными ягодами.
— Похоже, эти парни решили не дожидаться завтрашней ночи, — пробормотал Храста, подняв над головой бочонок. Найрил ухватился за огромное блюдо с рыбой, Колгирд, громко вызывая подмогу, прыгнул к двери, что вела в Длинный Дом. Эйрим же метнулся к стене, где над полатями висели его меч, шлем и щит.
— Идрайн! — позвал Конан. — Идрайн!
Он не успел договорить, как голем уже стоял за спиной, поигрывая секирой. Киммериец повернулся к Эйриму.
— Мой слуга кое-что тебе задолжал, братец. Позволишь ли рассчитаться?
— Еще бы! Самое время, клянусь Имиром. — Хозяин Рагнаради уже напялил свой высокий шлем, и голос его глухо звучал из-под забрала. Колгирд распахнул внутреннюю дверь и скрылся в глубине Длинного Дома; Найрил и Храста, один — с блюдом, другой — с бочонком, пятились к очагу, готовые к обороне.
Но сражаться им не пришлось. Конан вытянул руку к двери, к толпе валивших в горницу воинов, и рыкнул:
— Ну-ка, серая нелюдь! Возьми их!
Словно ураган пролетел по бревенчатому чертогу Эйрима. Серокожий гигант ринулся вперед, подобно выпущенной из катапульты глыбе, сокрушающей на пути и бронзовые шлемы, и окованные железом щиты, и медные кольчуги, и человеческую плоть, прикрытую доспехом. Топор Идрайна гулко грохнул о металлический ванирский наплечник, потом голем подхватил еще одну секиру, вырвав ее у сраженного воина, и пошел бить в две руки; только слышалось — гулкое «Бумм!» да тоном пониже — «Бамм!» Движения серокожего были стремительными и уверенными; казалось, он испытывает удовольствие от битвы, от собственной необоримой мощи, от власти своей над немощными человеческими телами.
Ваниры, ошеломленные этим натиском, попятились. В горнице их было десятка три, все — опытные воины, и сделали они все, как надо: передние прикрылись щитами, задние разом выметнули топоры на длинных рукоятях, боковые обошли врага, ударили ему в спину. Куртка Идрайна вмиг превратилась в лохмотья, но на коже его не было ни кровинки, ни царапины; лезвия секир и клинки мечей молотили по каменной шкуре голема, но не могли даже высечь искр, кои случаются, когда металлом бьют о камень.
А серокожий рубил! На этот раз он пользовался одним и тем же приемом: не обращая внимания на вражеские удары, сек топорами между шеей и плечом, разваливал противника напополам, до паха или до бедра. Чудовищные раны мгновенно исторгали кровь, алые лужицы хлюпали под ногами Идрайна, устилавшая пол солома сделалась влажной и багровой. Груда внутренностей и изуродованных тел росла у двери.
Голем успел прикончить двенадцать или пятнадцать человек, когда враги сообразили, что биться с ним в замкнутом пространстве опаснее вдвойне. С громкими воплями ваниры начали выбегать во двор; Идрайн, поторопив последних богатырским пинком, последовал за ними. В горнице остались шестеро: Найрил и Храста с отвисшими челюстями, Конан и Эйрим, добравшиеся до своих мечей, да Фингаст с Торколом — те, выпучив глаза, по-прежнему подпирали стену по обе стороны двери. Из глубины Длинного Дома доносился гул возбужденных голосов, металлический лязг и скрип торопливо натягиваемых кольчуг. Конан, однако, сомневался, что хоть один воин Эйрима успеет сегодня омочить клинок в крови врагов.
Он подбросил в воздух свой меч, поймал его, оглядел замерших у двери людей колдуна и повернулся к хозяину усадьбы.
— Ну, кого из них ты хочешь, брат Эйрим? Если выбор за мной, то я возьмусь за того разговорчивого недоумка, который со шрамом. Поганая кровь Нергала! Я же обещал разукрасить ему другую щеку!
Эйрим молча кивнул, и два воина с обнаженными клинками начали неспешно приближаться к Фингасту и Торколу.
* * *
— Ну, наконец! Проехали, матка боска ченстоховска! — выдохнул щуплый водитель и свернул на Невский. — Теперь бы на Фонтанке выкрутиться…
— Туда не лезь, — распорядился Ким. — На Рубинштейна сверни, потом в Графский переулок и на углу с Фонтанкой тормознешь.
Парень одарил его братской улыбкой.
— Тоже водила?
— А как же!
— А рассекаешь на чем?
— Сейчас на своих двоих. Права отобрали — пса переехал, а оказалось, пес губернаторский.
— В другой раз ты губернатора переедь, — посоветовал щуплый. — За такое дело и прав не жалко!
Он повернул налево, потом направо, проехал метров сорок и остановился. Ким сунул ему две купюры с изображением Линкольна.
— Жди! Я быстро, одна нога тут, другая там.
Ремонтники уже трудились, и в ресторанном зале царила суматоха. Славик тоже был здесь и бросился к Киму, точно утопающий в поисках спасения.
— Ким Николаевич! Были мы там с капитаном, были! Капитан остался, сотрудниц загса опрашивает… Но пока ничего! Никаких новостей.
— Зато у меня их целый ворох. — Ким быстро шагал в комнату отдыха. — Перехватили Дашу где-то, у загса или по дороге перехватили, впихнули в машину и в Комарово отвезли. Такие вот, Славик, дела. Ты, часом, комаровский адрес не знаешь?