«Очень рад, — сообщил пришелец. — А как дела с моим инклином?»
— Сейчас в универсам заглянем. Народу там тьма-тьмущая, сканируй себе на здоровье. А после пробежимся по Президентскому… То есть не пробежимся, а будем шагать неторопливо вдоль всех домов, а их не меньше сорока, и в каждом по шестьсот квартир… Пятьдесят тысяч жителей! Один процент всего населения!
Тут Ким сообразил, что население по большей части обретается в школах, на дачах, в детских садах и на работе, но, не желая расстраивать компаньона, упрятал эту мысль поглубже. Не убежит Президентский и никуда не денется! Гулять по нему еще и гулять!
Через час, затарившись продуктами, он стоял у дверей своей квартиры, но поглядывал на дверь соседскую.
Приложил к ней ухо — тишина… Позвонил — ноль реакции… Рыжеволосая Тальрозе-Сидорова испарилась, улетучилась, но человек — тем более такой, которого изображают на афишах, — не пропадает без следа. Рассуждая на эту тему, Ким направился к холодильнику, загрузил его покупками и, просуммировав известные факты, решил, что накопилось их немало. Во-первых, Дашина сестричка — живет себе рядом, трудится в цирке, а с нею — слон и пара крепких мужиков… что-нибудь знают о рыжей Варваре, если не слон, так мужички! Во-вторых, «корабль» — склад П. П. Чернова, отпуск продукции с девяти до двадцати… Можно наведаться туда, взять кладовщика за жабры, тряхнуть и выяснить, где проживает Гор-Небсехт, супруг прекрасной Даши… Хотя что толку, раз подручные Чернова сами ее ищут, а найти не могут? А в-третьих, — и это самое важное! — Даша держала ресторан, причем не где-нибудь, а на Фонтанке! Много ли там ресторанов и баров? Какие есть, наверняка у Невского… «Поищем, — решил Кононов, — поспрашиваем, а заодно пройдемся по центру — вдруг обнаружится инклин?»
Последнюю мысль Трикси уловил и преисполнился благодарности. Затем шепнул, что скоро полдень, а в два у Кима встреча в Хайль-Борисии — так не пора ли отправляться? Пора, ответил Ким, но перед тем порылся в телефонной книге, нашел страницу с цирком в Озерках и стал туда названивать. Дозвонился с третьего раза, видимо, секретарше с приятным девичьим голоском.
— Скажите, девушка, труппа Тальрозе сегодня выступает?
— К сожалению, нет. Облом у них заболел. Банановой кожурой объелся.
— Облом?
— Это их слон, — пояснила секретарша. — Если вы хотите сдать билеты…
— Я, собственно, не обилечен, — признался Кононов, — мне Варвара Романовна нужна. Я Ким Николаевич, ее сосед. Президентский бульвар, квартира двести тридцать два, а у Варвары Романовны — двести тридцать третья.
— Одну минуту, — сказала секретарша и зашелестела бумагами; очевидно, сверяла адрес. Затем послышалось: — Варя отдыхает, пока у Облома понос. Сказала, на даче… А что случилось, Ким Николаевич?
— Затопили нас со второго этажа, — трагическим тоном пояснил Ким. — Мою квартиру и ее… Нужно ущерб оценить и в суд! Срочно! У нас на втором этаже такие прохиндеи… — Он мысленно извинился перед Колей и Любашей и, подпустив в голос слезу, спросил: — Ради Христа, девушка! Как мне с Варварой Романовной связаться? Иск совместный подадим… а то ведь все пропало, обои, мебель, телевизор… все до последней фуфайки! И лак с паркета смыло в подвал!
В трубке сочувственно вздохнули:
— Ужас какой! Придется вам на дачу к Варе ехать… минутку, я посмотрю… вот… Поселок Крутые Горки, ехать по Приозерскому шоссе до поворота на Сосново… только Сосново — справа, а Горки — слева, по дороге к Первомайскому…
— Улица, — простонал Ким, — улица какая? И номер дома?
— У меня не помечены, но Варя говорила, что поселок крохотный, а дом их вообще не в поселке. Вы с машиной?
— С машиной, — подтвердил Кононов, всхлипнув.
— Да вы не расстраивайтесь так, — сказала секретарша. — Раз затопили, не сожгут.
— Спасибо на добром слове. Пожар у нас уже был.
Пожар у нас уже был.
— Надо же… а Варя ничего не говорила… В общем, не доезжая до Горок с километр, ищите грунтовку направо, между болотом и ельником. Дальше — на второй передаче, пока не застрянете. Там их дом и будет. Понятно?
— Понятно, — сказал Ким. — Очень вам благодарен, милая девушка! И передайте Облому, что я желаю ему здоровья.
Он повесил трубку и начал собираться в город.
ДИАЛОГ ПЯТЫЙ
— Ну, молодец, Гирдеев, ну, порадовал! Так ты, выходит, жив-здоров? Это хорошо. Замечательно! Мужчина ты одинокий, и, если бы тебя пришибли, был бы для меня убыток — похороны, венки, оркестр, салют на прощание… Один оркестр знаешь сколько тянет, не говоря уж о салюте? Разорил бы ты меня, Гирдеев, по миру пустил! А так — хе-хе! — живой, и ничего тебе не нужно, кроме бабок за текущий месяц… Может, выходное пособие добавить? Нет, пособие не могу! Перед бухгалтером своим не оправдаюсь — не числишься ты у меня в платежной ведомости и никогда не числился! У нас с тобой приватная договоренность: ты служишь, я плачу. Плохо служишь…
— Босс… Пал Палыч…
— Не перебивать, ходячее хранилище спермы! Стоять навытяжку и слушать!.. Так вот, плохо служишь — не плачу. А за что платить? За то, что вшивый лох по стенкам вас размазал? — Пауза. — Кто он такой? Кто, я спрашиваю? Писатель, говоришь? Типа, книжки сочиняет? А может, он художник? Вот ты какой разрисованный! Рожа до сих пор синяя! А с остальными что? Что он с ними сотворил?