— Простая вода — самое лучшее средство от тоски и печали, — наставительно сообщила воительница, развязывая бурдюк и наполняя кубок. — Две капли воды на стакан самогона — и все как рукой снимет!..
— Ханум не только прекрасна и находчива, но и умна! — Один из стариков бесшумно подкрался к нам, поминутно оглядываясь на все еще позевывающего на своем спальном месте шейха, и поклонился. Я подняла глаза, пытаясь разглядеть его лицо, полускрытое дорожным бурнусом. Занятие оказалось совершенно бесполезным. Складки мягкой ткани затеняли все, лишь в самой их глубине испытующе поблескивали черные зрачки, круглые и мудрые, как у совы.
— Это для ведуньи. — Старик высыпал на кошму с полсотни странных наконечников из черной бронзы. — Заплети ее волосы в десятки тонких косичек и закрепи ими.
— Зачем? — удивилась лайил, с бряцаньем пересыпая с ладони на ладонь мелкие украшения.
— Тогда Наг примет ее косички за тела своих сородичей и не станет за них хватать, — степенно пояснил мой благодетель.
— Почему вы мне помогаете? — Я выжидательно прищурилась, почему-то испытывая необъяснимое доверие к этому человеку.
— Законы степи просты, но справедливы и диктуются самой жизнью. — Старик чинно сложил руки на груди. — Жаль, что жизнь так жестоко обходится с моим народом. Мы вымираем — у нас мало женщин и почти нет детей. Но вчера ты, ведунья, помогла всем нам, а сегодня я помог тебе. Мне пришлось поторопиться, ибо, возможно, завтра я уже не смогу вернуть этот долг чести.
— Ну да, завтра мы уйдем! — Ребекка достала из сумки гребень и принялась расчесывать мои длинные волосы, умело заплетая их в косички.
Старик ничего не ответил.
— Или умрем, — правильно расшифровала его молчание я.
— Вот Тьма! — У воительницы сорвалась рука. — Чтоб их всех мантикора три раза переварила!
Степняк положил свою морщинистую длань на мое левое плечо, и из его пальцев будто хлынул поток тепла, обволакивая меня изнутри.
— Я мужчина, а вас обеих Неназываемые сотворили женщинами, хотя у тебя крепкие мускулы, добрая душа и отзывчивое сердце! — негромко заговорил он, обращаясь лишь ко мне. — Несправедливо, если вы погибнете, как того желают богиня Банрах и ее верный слуга шейх Самир. Но мы, дервиши, не приветствуем убийства и приставлены к великому Нагу для того, чтобы поддерживать в порядке его жилище и следить за справедливым ходом испытания. Вы, женщины, частенько бросаетесь не в свои игры, и ладно бы это касалось одного только утоления присущего вам воинственного начала. Нет, вы пытаетесь отнять у мужчин их роль, а ведь мир не терпит нарушения равновесия между полами.
— Вот и я так же говорю, — одобрительно проворчал подслушивающий старика Беонир. — Женщина мужчину сначала окрыляет, затем — окольцовывает, а после — ощипывает!
— Я тебя не понимаю, почтенный дервиш! — Я и в самом деле силилась уследить за полетом его мысли, но у меня ничего не получалось.
— По древним верованиям, гармоничное и по возможности полное воплощение двух начал, мужского и женского в одном, приближает личность к божеству. Это первая стадия. Далее существо, совместившее в себе лучшие качества мужчины и женщины, становится непревзойденным магом и воином, — продолжал внушать старик, пытаясь достучаться до моего сознания. — Ясно?
Я недоуменно пожала плечами, намекая, что как-то не очень ясно. Ой, что-то старик мутит, может, ему тоже ночью кошмары снились? И ведь не терпелось ему: поднялся ни свет ни заря, приперся, пристал с нравоучениями. Вот уж точно: кто рано встает — тот всех достает!
Дервиш разочарованно вздохнул, досадуя на мою тупость, и, тяжело волоча ноги, побрел прочь. В его сгорбленной фигуре проглядывала философская покорность судьбе. Я сосредоточенно хмурила брови, тщетно пытаясь постигнуть скрытый смысл его слов. Мне почему-то казалось, что именно в правильном понимании мудрости дервиша и лежит верный путь к победе над Нагом. И я почти преуспела в своих ментальных изысканиях, но мне помешали…
— Вы готовы приступить к обряду, путники? — Мои размышления некстати оборвал подошедший шейх аль-Фарух. — Если да, то выступаем. Оставшуюся часть пути мы преодолеем пешком. А ты, — его палец требовательно указал на меня, — оставь здесь все свое оружие. Обряд не предусматривает применение мечей или ножей.
Ребекка и Беонир бурно протестовали, пытаясь оспорить распоряжение шейха, но я знала, что тот не уступит. Я послушно разоружилась, сложив на кошму стилет, Лед и сумку Лаллэдрина. При себе я оставила только спрятанную под рубашкой Звезду моей души, нить с тремя жемчужинами и веру в собственные силы. Интересно, это много или мало? Ах да, еще я предусмотрительно прихватила с собой некий вяло шевелящийся мешок, не вызвавший у шейха никаких нареканий. Наверное, обреченной на смерть дурочке простительны любые причуды.
Мы цепочкой следовали за размеренно шагающим степняком, ведущим нас по направлению к тому самому холму, за который давеча садился Сол. Сверля взглядом широкую спину шейха, я пыталась разгадать его ближайшие замыслы. Меня мучило резонное сомнение: а ну как он при любом раскладе не пропустит нас в Пустошь? Мое дальнейшее продвижение в глубь Лаганахара совершенно не входит в планы змееликой. Нет, конечно, собственный успех — это очень хорошо, но и чужой провал — тоже неплохо. Совершенно ясно: Банрах рассчитывает на то, что я не справлюсь и оплошаю. И все же…