Вырез под пластиной засветился белым светом, и спираль молнии начала свой бег по кругу, поворачиваясь на манер ключа. Узор на воротах медленно вращался в такт движению метательной пластины, а створки из черной бронзы постепенно таяли в воздухе, открывая проход. Подхватив сумку, я поспешно метнулась вперед, торопясь проскочить сквозь зачарованные ворота до тех пор, пока они не надумали закрыться. И как только я пересекла черту, отмечающую их границу, тяжелые створки внезапно очутились на своем исходном месте, отрезав меня от приведшего сюда коридора. Выемка под ключ-пластину с этой стороны ворот отсутствовала напрочь, и поэтому мне волей-неволей пришлось пойти дальше, размышляя о том, что для возвращения, похоже, придется изыскать какой-то другой путь, если таковой вообще существует.
Единственный коридор привел меня в овальный, полузатемненный скальный грот, наполненный запахом затхлости, полузанесенный серым прахом и не имеющий никакого иного выхода. Кажется, здесь моему путешествию по храму Песка суждено оборваться… В центре зала возвышался большой каменный сундук, окруженный развалинами десяти мощных саркофагов. Я медленно обошла их все, отметив, что восемь гробов подверглись разрушению уже очень давно, ибо их осколки покрывал толстый слой пыли, а вот два крайних, судя по всему, разбили совсем недавно. Но куда девалось то, что ранее покоилось в этих мощных, похожих на тюремные камеры саркофагах, я так и не поняла… В изголовье первого из них я обнаружила лаконичную надпись «Лаэгра», а на втором — «Аргата». Так ни в чем и не разобравшись, я растерянно подошла к сундуку, откинула его крышку, оказавшуюся неожиданно легкой, и заглянула внутрь…
В темных недрах сундука стояла высокая золотая чаша, в которой непрерывно закручивался маленький песчаный смерч, сдерживаемый стенками прекрасного сосуда. Песчинки в бешеном темпе носились по кругу, не останавливаясь ни на миг, и басовито выпевали мелодичную неумолкающую песенку: «У-у-у…» Я вздрогнула от удивления и радостно усмехнулась. На сей раз вероятность ошибки исключается полностью, ведь именно так поет ветер наверху, передвигающий громады песчаных барханов, наступающих на Лаганахар. Да, следует признать — я обнаружила сердце Пустоши, которое и является источником ее неистощимой силы. Чудовищной силы, стремящейся поглотить весь мир!
Теперь я понимала, что за стилет подарил мне бог Шарро и зачем он это сделал, ведь на клинке волшебного оружия имелось изображение чаши с песком. Кажется, сегодня я наконец-то исполню свое предназначение и остановлю Пустошь…
Дрожащей от волнения рукой я извлекла стилет из ножен и погрузила его в чашу, хранящую в себе сердце Пустоши. Чаша застонала почти человеческим голосом, кружащийся в ней песок замедлил свое движение и начал оседать на дно сосуда, а прозрачный алмаз на рукояти стилета стал наливаться ярким алым светом. И чем медленнее крутился песок, тем пронзительнее сиял новорожденный рубин, пульсирующий свежей алой кровью. Помню последнюю секунду, когда чаша жалобно тренькнула и разлетелась на сотню золотых осколков, завертевших меня в своем колдовском хороводе и одним махом перебросивших куда-то вдаль, унося за собой…
Мир стал желтым, сухим и сыпучим, превратившись в песок. Огромное здание, увенчанное плоской крышей, поддерживаемой рядом стройных колонн, тоже состояло из песка.
Оно не имело постоянной формы и объема, а непрерывно колебалось, как рябь на воде, в каждое последующее мгновение немного меняя свои эфемерные очертания. Я победно усмехнулась уголками губ, узнающим взором обводя представший передо мной храм Песка. Настоящий храм, а не ту ширму, по которой я бродила до настоящего момента.
Полагаю, я сумела исправить совершенные ошибки и попала туда, куда меня так не хотели пускать. Мне мешали всё и все: собственная глупость, богиня Банрах, сьерра Кларисса, но я все-таки переломила их сопротивление и остановила Пустошь, сумев шагнуть на порог настоящего храма Песка! А еще я частично помнила, что уже вроде бы видела все это во сне, вот только конец того моего сна оказался не очень хорошим… Но каким же именно он был?
Я еще немного постояла перед высоким многоступенчатым крыльцом, ведущим к двустворчатым вратам, теряющимся в полумраке портика, а затем отважилась и сделала первый шаг. Я ступала легко и осторожно, стараясь не потревожить хрупкий продолговатый предмет, вложенный в замшевый футляр и спрятанный у меня за пазухой. Я не ведала, чем или кем является сейчас, а возможно, окажется в будущем сей тяжелый и гладкий на ощупь камень, но почему-то пребывала в непоколебимой уверенности, что его нельзя ронять и что ему необходимы тепло моего тела и размеренный стук моего сердца. Ведь именно тогда камень расколется, достигнув поры созревания, и станет… Так кем же он станет?
Двери здания протестующе скрипнули, но не вынесли моего требовательного прикосновения и растворились… Я уверенно проследовала вдоль зыбкой стены, мерно вздымающейся и опадающей в такт чьему-то мощному дыханию, преодолела анфиладу просторных внутренних покоев и очутилась в небольшом круглом помещении, пустом и заброшенном. Несколько раз, переходя из комнаты в комнату, я краем глаза замечала тени, робко мелькающие впереди или неслышно крадущиеся по моим следам.