— Не стреляйте! — отчаянно взывала я, помня о засевшем внутри нее арбалетчике.
— Не стреляйте! — отчаянно взывала я, помня о засевшем внутри нее арбалетчике. — Я ваш друг!
Я вскарабкалась на стенку ветхого, сплетенного из ивовых прутьев короба и, приподняв изношенный полог, заглянула в недра убогой повозки. В кибитке царил густой сумрак. На ощупь пробираясь между какими-то угловатыми, разбросанными там и сям предметами, я настырно ползла в глубь кибитки, разыскивая ее несчастного хозяина. Наконец мои пальцы наткнулись на что-то мягкое, мокрое, теплое… Я отчаянно заскрипела зубами, ухватилась за складки протестующе затрещавшей ткани и потянула ее на себя, пятясь к выходу.
Спасаемый мною человек весил немало, и в одиночку я бы точно никогда с ним не справилась, но мне продолжало везти: в кибитку внезапно просунулись четыре сильные руки, дружно подхватившие почти неподъемный для меня груз и благополучно вытащившие его наружу. Уложенный на обломки вересковых веток, наш старьевщик оказался чрезвычайно благообразным стариком, лишний вес которого, а также одутловатое лицо и обрюзгшая фигура объяснялись скорее не пристрастием к чревоугодию, а наличием какой-то болезни, схожей с водянкой.
— Уф-ф-ф! — шумно отдувался усталый Беонир, бережно ощупывая свою рассеченную бровь. — Сам не понимаю, как я сумел ухайдакать того зубастого кота. Как вспомню его бешеные глаза, так до сих пор мороз по коже.
— Дуракам везет! — язвительно хмыкнула Ребекка, с любопытством склоняясь над спасенным старьевщиком. — До поры до времени, конечно. — Но в ее делано грубоватом голосе прозвучала совсем не насмешка, а неподдельная радость. — И чего, спрашивается, они так усиленно гонялись за этим толстяком?
Я недоуменно пожала плечами, торопливо ощупывая тело злополучного старика. К несчастью, мне хватило одного взгляда, чтобы понять — его уже не излечить. Здесь не помогут даже мои целительские чары. Кроме глубокой колотой раны на шее, ставшей причиной огромной и уже невосполнимой кровопотери, на теле бедолаги насчитывалось еще не менее пяти травм, по крайней мере три из которых были смертельными. Я достала из сумки Ребекки флягу с водой и смочила губы умирающего. Он медленно раскрыл мутно-голубые глаза и с трудом сконцентрировал на мне взгляд, понемногу обретший осмысленное выражение.
— Ты, ты… — Из горла старика вырвался нечленораздельный хрип. — Ты пришла… Они не успели ее забрать… Возьми то, что принадлежит тебе по праву, и носи у себя на теле, храни ее в тепле…
— Ее? — удивленно переспросила я. — Кого — ее?
— В сером сундуке… Она завернута в шерстяную тряпицу, она тебя ждет… — Зрачки говорящего закатились, изо рта хлынула смешанная с пеной кровь. Я наклонилась ниже, почти прижавшись ухом к его бледнеющим губам. — Небо… — шептал старик. — Верни их в небо… — Его кадык натужно дернулся, пальцы, цепляющиеся за мои руки, разжались.
— Умер, — печально констатировала Ребекка. — Вот Тьма! Йона, ты что-нибудь поняла из его бреда?
Я растерянно покачала головой:
— Немногое. Но я уловила главное. В кибитке хранится нечто важное — то, что хотела заполучить богиня Банрах, да не смогла, ибо это нечто предназначается для меня. Интересно, кто подразумевался под словом «она»?
— Наверное, ты? — неуверенно предположила лайил, однако я с ней не согласилась. Речь старика была сумбурной, но я уловила, что он явно имел в виду не меня, а кого-то другого. Хм, вот только кого конкретно?
Мы собрали свое оружие, оттащили трупы убитых тварей подальше в кусты, а потом долго рыхлили и долбили промерзшую землю, выкопав в итоге неглубокую яму, в которую и сложили тела погибших людей.
Перед этим я, воровато оглянувшись, тайком срезала с жилета мертвого охотника несколько медных бляшек, сама не понимая, зачем они мне понадобились, и убрала к себе в карман. Я произнесла над могилой несколько прощальных слов, коротким заклинанием залечила бровь Беонира, а затем принялась целенаправленно обследовать заваленную рухлядью кибитку, усугубляя тамошний и без того впечатляющий бардак.
Искомый серый сундук обнаружился под грудой полусгнивших тряпок непонятного назначения. Вообще кибитка старьевщика произвела на меня чрезвычайно неприятное впечатление: тут пахло застарелым потом и экскрементами, полог держался на нескольких заскорузлых от грязи веревках, а сам деревянный остов почти рассыпался от ветхости. Между оглоблями кибитки мы нашли тело старой, жутко заезженной клячи, погибшей от стрелы, вонзившейся в правую глазницу и проникшей в мозг. Ладно хоть, несчастная лошадь скончалась мгновенно, без агонии и страданий.
Как и обещал старьевщик, серый сундук не пустовал. Его заполняли мягкие опилки, на удивление чистые и сухие, среди которых удобно угнездился продолговатый, завернутый в шерстяную тряпицу предмет. Я осторожно развернула загадочный сверток, и на мою ладонь выкатилось нечто твердое, овальное, излучающее мягкое серебристое сияние…
— Камень, — восхищенно выпалила Ребекка, кончиком пальца боязливо поглаживая гладкий предмет, не уступающий по размеру ее кулаку. — Огромный драгоценный камень! Наверное, опал!