Это были неприятные новости, но Рост пока сохранял спокойствие. В нем, как в каждом командире, сознающем слабость своих сил, жила надежда, что все еще может обойтись, что черные треугольники губисков, как и тот крейсер, который удрал, не приняв боя, вдруг да уйдут. Вдруг решат, что прорыв людей к армаде транспортных и разведывательных лодчонок, по сути, беззащитных против этих черных мощных громадин, грозит большими потерями и бедами, чем почти неизбежный выигрыш в еще одном налете на Боловск. Он надеялся, потому что пурпурные еще ни разу не победили людей, а значит, должны были бояться и могли переоценивать их способности находить выход из тяжелых положений.
Да, это была бы большая удача, скорее всего, то самое военное счастье, о котором ему говорил раненный в Водном мире Квадратный…
А впрочем, люди и для этих оставшихся семи крейсеров пурпурных приготовили кое-что неожиданное. Основная идея пришла к Ростику еще во время доклада в подвале ДК, но потом, когда он потолковал о своей мыслишке с Перегудой, она не рассеялась, как ни странно, а только окрепла и обросла деталями.
А идея-то была вполне тривиальная, к тому же не слишком надежная на первый взгляд. А именно — Рост предложил на крупные орудия на обоих треугольниках человечества установить оптические приборы наведения. Вот и все, не больше. Но и не меньше.
Перегуда, когда понял, какие выгоды это дает против врага, так чуть с ног не сбился, разыскивая по всему городу устройства, которые могли бы помочь в этой затее. Если бы у них не было машины с Чернобровом за баранкой, они бы никуда толком не успели — столько людей, как оказалось, требовалось объездить, у стольких выпросить приборы, которые могли сойти за прицелы.
— Эх, — стонал Перегуда во время этих поисков, — что же ты раньше не предложил! Я бы посадил своих людей за шлифовальные столы, мы бы тебе вручную такие визоры выточили!
Возражать, что чуть более суток назад никто, похоже даже начальство, не подозревал, что черные треугольники нападут на Боловск, было бессмысленно. Директор обсерватории это и сам прекрасно знал.
И все-таки они нашли, и не просто, а почти то, что было нужно. Один настоящий прицел с трехсотмиллиметровой гаубицы времен войны. Как оказалось, какой-то офицер снял прибор, когда его пушку разбило уже во время Померанской операции, да так и не сдал, решил оставить себе на память. Еще один полностью комплектный прицел Перегуда нашел в Музее боевой славы. Он остался от пушки, из которой хотели некогда устроить памятник в центре города. Памятник делать не стали, просто поставили Ленина, а вот оптика сохранилась.
На одноствольные орудия по бокам от основной башни нашли три оптических прицела от промысловых охотничьих ружей и одну подзорную трубу с рисками и перекрестием. Труба принадлежала самому Перегуде, и когда он ее отдавал, то у него едва ли не слезы стояли в глазах. К тому же прибор был действительно хорош. Когда Рост уже при установке на пушки распробовал его как следует, то хотел даже забрать себе, на свою двухорудийную установку, и лишь в последний момент отказался. Решил, что жадность — порок, и в данном случае за него придется платить кровью, причем чужой.
Потом они пристреливали пушки, распределялись по машинам согласно схеме, предложенной Кимом, летели к Одессе, а ближе к полдню — понеслись назад, опасаясь, что произошло что-то ужасное… Хотя самым страшным, конечно, оставались уже отнюдь не эти треугольники, которые и так расстреляли на земле и в городе почти все, что можно было, и на что не жаль было снарядов. Самым страшным был подход пехоты пурпурных, это было бы окончательное поражение человечества, но до этого момента оставалось еще около суток. Это Рост точно установил, приказав Еве подняться как можно выше и с помощью своего нового прицела высмотрев приближающуюся армаду мелких антигравов.
Отношения в крейсере сложились довольно скоро и почти разумно. Рост командовал основными перемещениями, Ева покрикивала на вспомогательных пилотов, Калита бегал, подбадривая подчиненных волосатиков, артиллеристы на крыльях ворочали свои стволы, выцеливая разные объекты, привыкая к работе на пару, а Рост то и дело дрессировал основного наводчика и своего заряжающего.
Наводчик, который должен был обеспечить повороты главными орудиями, то есть движения влево-вправо и вверх-вниз, довольно много ошибался, нервничал, злился на Ростика, хотя открыто возражать не решался. А Рост тоже не мог оставаться совсем бесстрастными, потому что этот тощий и какой-то недокормленный парень, отзывающийся на имя Леха, работал не слишком ловко.
Сложность их совместной работы заключалась в том, чтобы этот самый Леха выводил установку на направление огня, а вот тонкую наводку стволов, собственно прицеливание, осуществлял Рост. Так было задумано. Но Леха не просто выставлял стволы в указанном направлении, а пытался их еще и подкорректировать по своему разумению и сбивал Ростиковы усилия, а это было недопустимо, потому что приводило к потере времени.
Так было задумано. Но Леха не просто выставлял стволы в указанном направлении, а пытался их еще и подкорректировать по своему разумению и сбивал Ростиковы усилия, а это было недопустимо, потому что приводило к потере времени.
Рост даже попытался сменить этого Леху на девушку, которую взяли заряжающей в его башню, но у той не хватало сил ворочать тяжеленные хоботы пушек. Подтаскивать легкие, как пластмассовые, снаряды в узких деревянных рамках, вставлять их в казенники она могла А вот крутить рычаги основного вращения и подъема башни — нет, не получалось. Пришлось вернуться к Лехе, заставляя его привыкнуть к тому, что его участие нужно не все время, а строго по команде.