— Хорошо, это всех устроит. — Рымолов твердым жестом, как что-то решенное, перенес папку в ящик стола, запер его и деловито сунул ключ в левый верхний карман офицерской гимнастерки. — Почти… устроит.
Ростик пошел к двери, стараясь поменьше опираться на маму, но не выдержал. Обернулся, очень уж интересный феномен, как оказалось, представлял собой этот бывший профессор каких-то там наук.
— Арсеньич, цель оправдывает средства, да? Как тебе диктаторские сапоги, кстати, не жмут? Соратники заговоры еще не раскрывают? Пищу повара при тебе еще не пробуют?
— Что ты знаешь о жизни? — Надо признать, владеть собой он умел куда лучше Ростика.
— Что знаю? — Рост почти улыбнулся, он и не рассчитывал, что все так удачно повернется. — Я знаю, что у жизни есть два плана. Общий и частный. Все диктаторы сориентированы на частный, им кажется, если задавил сейчас, значит, победил. А есть еще…
Рымолов хлопнул ладонью по столу.
— Все, хватит. — А не так уж хорошо он владел собой. Или не выдерживал взгляд, который не сводила с него мама. — Это все слова. Слова!.. Да, у меня есть соратники, и их немало. Они тоже все говорят, обо всем говорят, по каждому поводу советуют… А нужно — делать! Дела важнее слов.
— Ну да, — согласился Рост. — Цель важнее средства. Иначе быть не может. — Проходя мимо Калобухина, он вдруг сладко улыбнулся ему, и очкарик откачнулся, словно ему прямо в лицо выстрелили из пистолета. — А ты беречь себя должен, Сережа. А то ведь работа у тебя такая… трудная. И охраны в какой-то момент может не оказаться на месте.
Когда они вышли, Рост увидел, как один из автоматчиков Дондика давится от смеха. Оказывается, у всех были нервы. Дверь в рымоловский кабинет еще не закрылась, а Калобухин уже зачастил:
— Арсеньич, я требую, чтобы мне была выделена специальная.
Оказывается, у всех были нервы. Дверь в рымоловский кабинет еще не закрылась, а Калобухин уже зачастил:
— Арсеньич, я требую, чтобы мне была выделена специальная…
Дверь хлопнула, как выяснилось, обе секретарши только того и ждали, чтобы отсечь посетителей от начальства. Или по-своему, по-секретарски пытались разузнать, что в действительности происходит — то есть подслушивали.
Они вышли из Белого дома. У подъезда стоял Чернобров со своей машиной.
— Командир, давай я подвезу, — предложил он Росту. — А то, как я понимаю, ходить тебе нелегко.
— Спасибо, — поблагодарил его Рост. — Я сейчас. — Он повернулся к Дондику: — Откуда ты узнал, капитан? От какого-нибудь надзирателя?
Дондик улыбнулся, но немного напряженно. Понизил голос:
— Есть один. Но он не на меня работает, а… на Герундия.
— На Каратаева?
— Нет, на Герундия. Он все-таки когда-то ментом был. Кое-что понимает. И кое-что ему не нравится.
— Никогда бы не поверил, если бы ты не сказал.
— Маскировка — штука не последняя.
— В ближайшие годы, кажется, Росту предстоит это выяснить в полной мере, — неожиданно проговорила мама.
— Охрану тебе дать? — спросил Дондик, осматривая народ на площади перед Белым домом, которого стало еще больше.
— Не надо, я ему вот это принесла, — снова ответил мама.
И из-под халата достала… Ростиков наган. Кто бы мог подумать, что она такая предусмотрительная. Даже Дондик головой покачал.
— Ну, Таисия Васильевна, ты… Ладно, давай пять, Гринев. Мне тут задерживаться, — он мельком огляделся, — еще меньше, чем тебе, следует. Если ничего лучше не найдешь, перебирайся к нам в Одессу. Прикроем.
— Спасибо, — согласился Ростик. — Только думаю, если они захотят, — он кивнул на Белый дом, — мне Одесса прикрытием не послужит. Не только ребята Герундия маскироваться умеют.
— Верно. — И Дондик пошел между своими солдатами.
— Эх, Россия, — вздохнул Чернобров. — Давай, Васильевна, я тебе помогу его в машину посадить. Это ведь только в пословице своя ноша не тянет.
— Я тебе тут все испачкаю кровью, — сказал Ростик, опасливо поглядывая через открытую дверь на чистейший салон машины.
— Ничего, — Чернобров помог ему устроиться, — я вымою.
Отъезжая, Ростик посмотрел на каменную арку, в которой несколько дней назад висел колокол. Теперь его не было. Да и саму арку, видно, пытались сломать, она носила следы довольно сильных ударов у основания. И устояла пока по чистой случайности, просто, когда строили, никому не пришло в голову, что для этой власти крепко строить ее не нужно, что следовало бы, как раз, наоборот — строить ее хлипко.
36
Его поместили в ту же палату для выздоравливающего комсостава, из которой они все выходили после ранений. Теперь в ней никого не было, кроме Ростика. Сначала он почему-то разозлился на все окружающее, на стены, потолок, даже на людей. Потом уснул. Но доспать ему не дали. Вдруг среди ночи разбудили и принялись всерьез обрабатывать. Положили на операционный стол, и Чертанов — Ростик узнал его даже под марлевой маской — начал колдовать.
Вообще-то это было похоже на нормальную операцию — вычистили раны, по новой зашили кое-что кетгутом.
— Если швы начнут со временем мокнуть, выдернешь их сам, — проговорил Чертанов. — Но вообще-то, Гринев, лучше до этого не доводить, как только покажется, что все в порядке, избавляйся от них.