Теперь Смага был красен как рак.
— Не понимаю, что в этом такого… особенного? Никто ведь не погиб, все дошли?
— Дошли, только нас встретили почти на десять километров позднее, чем обязаны были. Только костер горел всего лишь половину ночи, хотя я просил, требовал, приказывал, чтобы он горел ночь напролет. Только гравилет — наше главное оружие тут, на болотах, — был отправлен в тыл, видите ли, для того, чтобы соблюсти график.
— Ну, с полночи вы не выстреливали ни одной ракеты, мы подумали, что… Ну, что вы…
— Договаривай. Решили, что нас нет в живых?
— Да. Мы решили, что вы полегли при прорыве, и я приказал поддерживать огонь, уменьшив дорогое масло наполовину.
— Ты пожалел масло. И не наполовину, а совсем. Со второй части ночи огонь не горел вовсе. — Ростик вздохнул. — Хорошо, что у нас были волосатики, они запомнили направление, а не то…
— Я слышал, Гринев, что ты невозможный человек, но чтобы ты действительно был таким… — Смага встал и пошел к двери из офицерской комнаты, которую когда-то, еще при строительстве Перевальской крепости, стали называть кают-компанией. Видимо, решил выдержать характер.
— Минуточку, — окликнул его Рост. — Смага, вы в каком звании?
— Я? — Словно тут был кто-то еще. — Старший лейтенант, я же тебе представился.
— Значит, вы старше меня по званию. — Ростик сел, решил дать роздых усталым ногам. — А позвольте полюбопытствовать, за какие заслуги вы его получили? В каких сражениях вы отличились и где?
— Довольно, я не намерен больше делать вид, что не понимаю твоих оскорблений!
— А я так понимаю, что вы не заслужили это звание. Вы его просто получили. И боюсь, что даже не на Земле, а тут, в Полдневье, без понимания, что и как следует делать, чтобы люди рядом с вами могли выжить.
Продолжать смысла не имело, Смага ушел. Рост допил чай. Спать хотелось невероятно. Если бы он знал, что они будут делать в ближайшие часы, он бы свернулся калачиком прямо тут и прямо в доспехах, сунул бы ружье под руку, просто как ребенок устраивает на ночь своего медвежонка, и уснул… Он так давно не спал.
Но следовало ждать Каратаева, который должен был принести новые известия и приказы. Тогда-то и станет понятно, что с ними сделают за проигранную войну, практически самовольный отход из Пентагона, за крики, возмущения, за придирки к старшим по званию офицерам.
В дверях в сопровождении Смаги показался Каратаев. Он выглядел торжественным, как на похоронах. Причем, похоже, на таких, на которых хоронили его главного конкурента.
— Гринев, нам приказано быть в Боловске как можно скорее. Вот старший лейтенант предлагает воспользоваться его мотоциклом.
— Нас же двое.
— Он с коляской.
Рост посмотрел на Смагу:
— У вас был мотоцикл, и, бьюсь об заклад, вы даже не подумали выслать его нам навстречу и подобрать раненых.
— Бросьте, Гринев, у вас не было тяжелораненых.
— Но вы-то этого не знали.
— Все, что я не сделал, по-вашему, получается очень плохо.
— Получается, — кивнул Рост и пошел к выходу, прихватив свое оружие. — Когда отбываем? В приказе говорится, что нужно спешить?
— Только, Вениамин Лурьевич, нужно заправиться на алюминиевом заводе, это крюк небольшой, километров в десять, и тогда топлива в баках будет под завязку, — зарастил Смага.
— Сделаю, Владиленович, — согласился Каратаев.
К огромному удивлению Ростика, ему даже не пришлось спорить, чтобы занять место в коляске. А это могло оказаться важным — в коляске было уютно и вполне получалось поспать, не рискуя свалиться. К прибытию в Боловск Ростик хотел хоть немного восстановить способность соображать, кажется, утерянную за последние бессонные ночи, — вдруг их сразу потащат пред светлые очи начальства?
На завод ехать пришлось отнюдь не десять километров, а куда больше, но Рост понял это, только когда они уже приехали. Он в этих мастерских еще не был, поэтому оглядывался с интересом.
Это были три огромных корпуса, расположенные треугольником, связанные между собой стенами с отрытыми переходами по их верху, на высоте метров семь, не меньше. Между корпусами была устроена довольно цивилизованная стоянка, почти поземному гладкая и аккуратная, вот только вместо асфальта она была залита упрочненным камнем триффидов. Вернее, плиты были сработаны по единому, шестистороннему шаблону, а стыки залиты, но в них иногда уже проглядывала трава. Ну, местную травку какие-то там плиты не испугают, решил Ростик, впрочем, как и земную.
Корпуса были спланированы, как в крепостях на Скале и на Перевале, чтобы внешние стены представляли собой трехэтажную защитную линию, где могло разместиться с полтысячи человек.
А внутренние составляли рабочие помещения, чем-то неуловимым похожие на те цехи вагоноремонтного, которые после Войны с насекомыми врезались в Ростикову память намертво.
Ворота внутрь этой крепости, устроенные между двумя самыми большими корпусами, были снабжены двумя вышками со спаренными пушечками пурпурных наверху, системой защитных лабиринтов, чтобы нельзя было ворваться внутрь одним рывком, и даже, как показалось Ростику, чем-то вроде тамбура, когда за первыми воротами шли вторые, а их, в свою очередь, подкрепляли третьи.