— А может, потому в Одессе и сидит, как ты заметил, десяток людей с капитаном во главе, что мы тут действительно толково и разумно делаем свое дело? — вперед вышел Рымолов. Он готов был ответить теперь на вопросы Ростика и, судя по всему, не считал их сколько-нибудь серьезными. — Второе, как-то очень плохо твое предложение по созданию конституционного совета, — он усмехнулся, — согласуется с требованием сократить штат Белого дома. Не видишь тут противоречия, Гринев? А я вижу. И это противоречие заставляет меня задуматься о том, что ты сам, наверное, собираешься попасть в этот совет и тоже пристроиться…
— Ложь, — спокойно, как-то обреченно ответил Ростик. — Если бы я хотел превратиться в паразита и сидеть в одном из этих кабинетов, — он кивнул в сторону заложенных кирпичом и забранных каменными ставнями окон Белого дома, — я уже давно бы там был. И вы, Арсеньич, это знаете.
Его слова привели людей, стоящих на площади, в легкое волнение, наверное, всех удивило слово «паразит». Задело оно и Рымолова, но он быстро взял себя в руки.
— Ну и третье, что я хотел бы тебе ответить. — Он поднял руки. — Да, мы прозевали треугольники, и они расстреляли город. Да, мы позволили пернатым бегимлеси собраться в районе Бумажного холма. Но в целом-то мы выиграли эти войны! Мы и есть победители! Или нет?
Он посмотрел на Ростика.
Да, мы позволили пернатым бегимлеси собраться в районе Бумажного холма. Но в целом-то мы выиграли эти войны! Мы и есть победители! Или нет?
Он посмотрел на Ростика. Вероятно, он ожидал, Рост начнет утверждать, что это он, Ростик-де, победил обоих указанных врагов. Но даже Ростик, с его не очень большим опытом ведения таких вот диспутов, понимал — тогда толпа окончательно решит, что Ростик начал так говорить от обиды и потому ударил в колокол, не столько требуя изменения власти, установившейся в Боловске, сколько выбивая себе какую-нибудь должностенку. И ничего не сказал на это.
— Так что положение дел не так уж плохо. — Теперь Рымолов отчетливо переходил в атаку. — Закрома у нас набиты первосортными бобами. Поголовье скота и птицы растет, детям в садиках хватит и молока и мяса. Разрушенные дома к холодам мы восстановим, а тех людей, кто захочет, поселим в общежитиях. Так же поступим и со стариками… Наши овцы дадут нам уже в этом году отличную шерсть, первую, кстати, после Переноса, которую мы целиком отдадим суконщикам. И впервые мы полностью обеспечены топливом, которое будет отпускаться по карточкам, но всем без исключения, чего не было в прежние зимы… Поверьте, граждане, никто не будет забыт, никто не будет брошен на произвол судьбы, обо всех позаботимся.
И тогда Рост понял, что проиграл. Потому что его аргументы касались военной угрозы и были понятны служакам, с оружием встретившим врага. А Рымолов учел, что основная часть этой толпы — пожилые люди, женщины с детьми, собственно говоря, те, кого Рост и его солдаты защищали в сражениях. Им гораздо важнее было, чтобы им выдавали по карточкам еду и теплые вещи.
Ростик сделал шаг вперед, хотя и не знал, что теперь может сказать, как сумеет возразить Председателю.
— Топливо, шерсть, бобы и даже молоко для новорожденных — это хорошо. Это очень хорошо. Я и не считаю, что мы плохо работаем. Нет, работаем мы как раз отлично. Но порок нашего нынешнего мироустройства заключен в политической системе, а не в экономике. Это значит, что при столкновении с каждой серьезной проблемой мы можем оказаться побеждены, мы не защищены от неэффективного управления…
— Если у нас и топливо, и бобы, и даже мясо для детей, разве мироустройство может считаться неудачным? — громко, там что даже Рымолов вздрогнул, завопил Каратаев. — По-моему, это свидетельствует, что управление отличное. Что мы молодцы, все вместе, и даже те, кто работает не в поле или на заводе, а тут, в Белом доме! Разве не так?
— Я вот что думаю, — решил Рымолов. — Переизбрание Председателя — да, это толковое предложение. Мы об этом подумаем. Конституция, гарантирующая права граждан, — разумно. Ответственность за ошибочные решения — тоже согласен, каждый должен отвечать за ошибки. Но разгонять управленцев только потому, что Гринев назвал их «паразитами», все-таки не следует.
Кто-то из стоящих у дверей Белого дома засмеялся. Льстиво, с заметным облегчением, немного нервно.
Толпа зашумела, кто-то стал требовать больше воды в отдаленный район города, кто-то признался, что его обокрали, а никто даже не составил протокол, еще кто-то пожаловался, что его уже третий раз не принимает какой-то Калобухин.
В общем, следовало признать, что Рост проиграл. Его довод об опасности слабого управления эти люди не поняли. Или, вернее всего, получилось так, что люди победили два раза, в двух последних войнах, и сочли, что опасения Ростика преувеличены. Но он-то точно знал, что прав, что Рымолов со своими шуточками и умением уходить от главного становится опасным, попросту может всех подвести, что называется, под монастырь.
— Сограждане! — Ростик шагнул вперед, вытянув руку, толпа понемногу утихла.
— Сограждане! — Ростик шагнул вперед, вытянув руку, толпа понемногу утихла. — Я вижу опасность возрастающей неэффективности администрации нашего города. Если вы полагаете, что это не очень большая беда, — воля ваша. Но когда станет туго — вспомните о моих словах. И вспомните, что я пытался призвать чиновников хоть к какому-то порядку, да вот вы этого не захотели.