— Непременно.
И Ростик рассказал все, что они видели сверху, что удалось разведать. Сделав особенный упор на сопротивлении, которое устроила пернатым охрана холма, и на том, что теперь к регулярным бегимлеси подходит подкрепление.
— Ну, не знаю, не знаю. Сопротивление всего одного солдатика, пусть даже и такого геройского, как эта Курицына… Кстати, я ее помню, действительно девица была… Если бы не война, подумал бы, что немного не в себе, уж очень инициативная, хотя и толковая, — задумчиво ответил Достальский. Переводя взгляд на свою карту, заговорил о другом: — Значит, говоришь, хотят всей дурной силой на наш Бумажный холм вторгнуться. Ну что же, милости просим и даже спасибо не забудем сказать, по-своему, разумеется, по-русски… И за то, что устраивают правильное полевое сражение, и особенно за то, что потеряли время, дали подвести резервы. Ты представляешь, если бы эта тьма пернатых нас на марше застала? А застала бы непременно, если бы вчера продолжила наступление, а не отошла за речку… Да еще без прикрытия с воздуха.
Все помолчали, представляя, что было бы, но никто свои идеи вслух не высказал. Да и не стоило чересчур останавливаться на том, чего не произошло. Достальский продолжил:
— К утру, если Председатель меня не обманул, много что еще может произойти. Но об этом после. А пока — расстановка такая. У меня за палаткой стоит более сорока латников, самые элитные вояки, какие только есть. Отбирайте по шесть человек, лучше, если это будут проверенные ребята. Сделаете из них ротных с заместителями и каждому придайте по сотне орлов, из тех, что я привел. Учтите, взводные в этой колонне, как правило, уже есть, так что взвода не ломать, они уверенней воевать будут, если спелись. А если не спелись… Все равно, до завтра ничего сделать уже не успеем, придется так драться, как получается. — Он взял в тонкие грязноватые пальцы двойной красно-синий карандаш и провел два синих полукружья от холма на запад, замкнув их метрах в тридцати от той точки, где, по представлению Ростика, находилась площадка для машин. И продолжил объяснение: — Диспозиция будет такая — занимаем круговую оборону, другой возможности выстоять против противника, имеющего такой перевес, у нас нет. Роты расставите метрах в ста, самое дальнее, от вот этих стенок. — Его карандаш указал на строения, венчающие холм. — По фронту отведете не более восьмидесяти метров на роту. Думаю, должно получиться… Гринев — ты справа, то есть займешь северное полукружие. Антон, станешь слева, на юге. И окапываться, окапываться, чтобы к утру все было готово. Вопросы?
— А ты где будешь, капитан? — спросил Антон.
— Я-то? Я с двумя сотнями остальных займу верхушку холма. Что-то мне подсказывает, что пернатые — ребята примитивные, попробуют ударить строго вверх, где я… И буду делать то же, что и вы. Только с учетом резервов, связи и общего командования боем. — Он почти весело осмотрел своих подчиненных. — Будем выстраивать бой по всем правилам. И победим, непременно победим. За нами же… никого больше нет, кроме города, разумеется.
— А если они просто возьмут нас в осаду, а десятой частью сил, скажем, продолжат марш на Боловск? — спросил Ростик.
— Знаешь, Рост, — капитан Достальский обратился к Ростику по имени, такого раньше не бывало, — хотели бы рвануть вперед, давно бы рванули. Так нет же, они вздумали нас тут зарыть, ну а мы… Мы со свойственным нам прямодушием посопротивляемся.
Снова помолчали, промеряли глазами карту. Она была какая-то самодельная, но почему-то внушала доверие. По ней можно было, вероятно, и расстояния правильно определять, и угловые замеры… В общем, хорошая карта, такая бы и мне не помешала, решил Рост. Будет время, может быть, скопирую. Хотя вряд ли, как раз времени уже не будет.
Словно прочитав его мысли, это подтвердил и капитан.
— Кстати, Рост, ты свою роту организуй, расставь на местности, но учти — даю тебе на это два часа, не больше. А потом вали ко мне. У меня к тебе еще дело будет.
— Капитан, — покрутил головой Ростик, — если я еще чем-нибудь займусь, солдаты, пожалуй, спать улягутся.
— Ну, для такого дела я даю тебе… — Он обернулся. — Вот тебе зам по батальону. Степан Лукич Горячев, прошу любить и жаловать. Во время войны был гвардейским комбатом.
Ростик встретил взгляд Каменщика, улыбнулся:
— А думал, вы каменщик.
— Так вы знакомы? — удивился Достальский, а впрочем, не очень. Народу в городе осталось настолько мало, что все всех хоть когда-нибудь, но видели. Случай с Бахметьевой, которую не знал ни Ростик, ни Ким, был каким-то из ряда вон.
— Сначала был комбатом, потом стал каменщиком. Меня ведь в сорок пятом с фронта прямым этапом в лагерь… Там, спасибо партии, эту специальность и приобрел.
Так, теперь Ростику, пожалуй, стало чуть более понятно, откуда у этого человека такой авторитет и сила. Ну, то есть, разумеется, не из лагеря, хотя и там, вероятно, можно было кое-чему научиться, но главное — с войны, с привычки принимать на себя ответственность, с умения и желания делать дело, а не балаболить. Он настолько поверил в свой вывод, что, не задумываясь, вдруг спросил: