Удар, который словно входил составной частью в затянувшуюся на Хорзе удавку боли, пришелся в ухо и отшвырнул мутатора в сторону. Он перекатился по шершавой поверхности бетона, развернулся на локте со всей быстротой, на какую был способен, уперся одной ногой, а другой нанес ответный удар туда, откуда получил по уху.
Он перекатился по шершавой поверхности бетона, развернулся на локте со всей быстротой, на какую был способен, уперся одной ногой, а другой нанес ответный удар туда, откуда получил по уху. Левая нога его попала во что-то податливое.
Он вскочил на ноги, пригибаясь и уворачиваясь от вращающихся лопаток над головой. В вихрях и потоках горячего маслянистого воздуха он чувствовал себя, как лодчонка, попавшая в шторм, как марионетка, управляемая пьяницей. Он нетвердо поплелся вперед и выставил руки, саданув при этом Крейклина. Оба снова начали падать, и тогда Хорза, чуть отпрянув назад, изо всех сил нанес удар туда, где, по идее, должна была быть голова противника. Кулак встретил на своем пути кость, но куда пришелся удар, Хорза не понял. Он откинулся назад — на тот случай, если последует ответ. Уши у него трещали, голова раскалывалась, глаза вибрировали в глазницах. Хорзе показалось, что он оглох, но при этом он ощущал биение в груди и горле, отчего легкие словно отключились; он начал задыхаться, глотая ртом воздух. Наконец он различил вокруг едва видимую полоску света, словно они находились под средней частью корпуса судна на воздушной подушке. Хорза увидел что-то — темный участок в полоске света — и нырнул туда, заведя ноги чуть вверх. Он снова упал, и темный участок исчез.
Его сбила с ног мощная, направленная вниз струя воздуха, и он сильно ударился о бетон, споткнувшись о Крейклина, который лежал там, где его настиг последний удар Хорзы. Еще один тычок пришелся Хорзе по голове, но оказался слабым и почти безболезненным. Хорза вытянул руку, нащупал голову Крейклина, приподнял ее и шарахнул о бетонный пол, потом еще раз. Крейклин пытался сопротивляться, руки его бессильно молотили Хорзу по груди и плечам. Полоса света, обводившая неясные темные очертания на земле, расширялась и делалась ближе. Хорза ударил Крейклина головой о бетон еще раз, а йотом распростерся на земле. Задняя кромка кожуха процарапала ему спину; ребра стонали, на голове словно кто-то стоял. Потом все кончилось, и они снова оказались на открытом воздухе.
Огромное судно с ревом поплыло дальше, оставляя после себя ниспадающие брызги. В пятидесяти метрах от причала было еще одно, и оно приближалось.
Крейклин неподвижно лежал на бетонном дне, метрах в двух от Хорзы.
Хорза встал на четвереньки, подполз к своему противнику и заглянул ему в глаза — те слегка шевельнулись.
— Я Хорза! Хорза! — прокричал он, но сам не услышал своего голоса.
Он потряс головой и с гримасой разочарования на лице (с гримасой, которая даже не принадлежала ему и стала последним, что видел настоящий Крейклин) ухватил голову лежащего на бетоне человека и резко крутанул ее, сломав Крейклину шею точно так же, как сломал шею Заллину.
Он успел оттащить тело к стенке причала как раз вовремя, чтобы убраться с пути третьего и последнего судна. Высокая «юбка» прошла в двух метрах от того места, где он полулежал, полусидел, привалившись спиной к холодной влажной стенке, исходя потом и тяжело дыша. Рот его был открыт, сердце бешено колотилось.
Он раздел Крейклина, снял с него плащ и светлый комбинезон, потом стянул с себя собственную продранную куртку и окровавленные штаны и надел те, что были на убитом. Сняв кольцо с мизинца на правой руке Крейклина, он надорвал себе кожу в том месте, где запястье переходит в ладонь. Кожа сошла чисто, отслоившись с его руки от запястья до кончиков пальцев. Куском влажной материи Хорза протер безжизненную бледную ладонь на правой руке Крейклина, приложил к ней снятую кожу, сильно прижал, потом аккуратно отделил и вернул на свою собственную руку. То же самое он проделал с левой рукой.
Было холодно, и Хорзе показалось, что на эту операцию у него ушло немало времени и сил. Наконец, когда три громадных судна на воздушной подушке остановились приблизительно в полукилометре от Хорзы и начали высаживать пассажиров, он поднялся наверх по металлическим ступеням в стенке причала.
Руки и ноги у него дрожали.
Он полежал немного, потом встал, вскарабкался по винтовой лестнице, перебрался по мостику на другую сторону ковша и вошел в круглое здание-накопитель. Ярко одетые, возбужденные люди — недавние пассажиры, еще дышавшие компанейской атмосферой путешествия, — притихли, увидев Хорзу у дверей лифта, который должен был, опустившись на полкилометра, доставить их в космопорт. Хорза плохо слышал, но видел их встревоженные взгляды, ощущал то чувство неловкости, которое они испытывали, глядя на его побитое, окровавленное лицо и драную, мокрую одежду.
Наконец лифт прибыл. Пассажиры вошли внутрь, а вместе с ними, держась за стену, ввалился и Хорза. Кто-то помог ему, поддержал под руку; он благодарно кивнул. Люди сказали что-то, но Хорза услышал лишь нечто вроде отдаленного грохота, попытался улыбнуться и снова кивнул. Лифт полетел вниз.