Изображение человека, стоящего под лучами солнца на площади, погасло на наручном экране; моложавое лицо в полумаске исчезло.
Хорза опустил рукав на свой экран. Индикатор медленно мигнул, отсчитывая секунды, оставшиеся до разрушения Вавача.
Сарбл Глаз, один из самых знаменитых независимых журналистов гуманоидной галактики — прославившийся, кроме прочего, умением попадать в те места, где его меньше всего ждали, — теперь, вероятно, пытался проникнуть в игровой зал, если только уже не пробрался туда; репортаж, который только что видел Хорза, был записан этим днем. Сарбл, конечно же, загримируется, а потому Хорза был рад, что заранее сунул на лапу кому надо и пробрался в зал до выхода в эфир этого репортажа: после выступления Сарбла охранники стали еще бдительнее, хотя и до того были настороже.
Хорза в обличье Крейклина выдавал себя за эмоти (одного из эмоциональных наркоманов, которые, следуя неверными и тайными путями, посещали основные игры на самых поразительных задворках цивилизации), обнаружившего, что все места, кроме самых дорогих, уже распроданы днем ранее. Пять десятых аоишского кредита, которые имелись у него утром, уменьшились до трех, хотя еще оставались кое-какие деньги на двух приобретенных им кредитных карточках. Но по мере того, как приближалось уничтожение, реальная стоимость этих денег должна была падать.
Хорза, глубоко и удовлетворенно вздохнув, оглядел большую арену. Он заблаговременно забрался как можно выше по ступенькам, пандусам и мосткам, чтобы видеть зрелище целиком.
Купол над ареной был прозрачным, сквозь него виднелись звезды и яркая светящаяся линия — дальняя сторона орбиталища, на которой теперь был день. На небе прочерчивали огненные следы прибывающие и убывающие (в основном убывающие) шаттлы. Под куполом висела дымка, подсвеченная потрескивающими огоньками небольшого фейерверка. Воздух полнился хоровыми песнопениями — на дальней стороне аудиториума стоял хор чешуеконусников. Эти гуманоиды казались одинаковыми на лицо, различаясь по телосложению и по высоте звуков, выходивших из раздутой груди через длинное горло. Могло показаться, что именно они создают весь шумовой фон, но, приглядевшись к арене, Хорза разглядел в воздухе слабые алые кромки в тех местах, где действовали другие звуковые поля, — над небольшими сценами, где танцевали танцоры, пели певцы, стриптизировали стриптизеры, боксировали боксеры или просто стояли, разговаривая, люди.
Вокруг огромным роем вертелось все, что сопутствовало игре. Десять или даже двадцать тысяч разных существ, в основном гуманоиды, но также и представители совершенно других видов, включая несколько машин и автономников, сидели, лежали, прохаживались или стояли, наблюдая за представлениями магов, жонглеров, борцов, жертвоприносителей, загипнотизированных, совокупителей, актеров, ораторов и сотен других затейников, выступающих один за другим. На нескольких больших балконах были поставлены палатки, на других — ряды сидений и кушеток. Над небольшими сценами сиял свет, поднимался дым, сверкали голограммы и солиграммы. Хорза видел распростертый над несколькими балконами трехмерный лабиринт, наполненный трубками и угольниками: некоторые из них были прозрачными, некоторые — матовыми, некоторые двигались, некоторые оставались неподвижными. Внутри перемещались тени и силуэты.
Наверху на трапеции неторопливо демонстрировали свое искусство животные-акробаты. Хорза узнал их: позднее представление перейдет в смертельную схватку.
Мимо Хорзы прошли несколько человек — высокие гуманоиды в сказочных одеяниях, сверкающих, как красочный ночной город, увиденный сверху.
Они разговаривали на почти недоступных обычному уху высоких тонах, а из плетения тонких, окрашенных в золотой цвет трубочек, торчащих из их темно-пурпурных лиц, выдувались крохотные облачка цветастого газа, окутывая их получешуйчатые шеи и обнаженные плечи и оставляя за ними нечеткий огненно-оранжевый след. Хорза проводил людей взглядом. Их раздувавшиеся плащи — вряд ли тяжелее воздуха, сквозь который они шли, — сверкали изображением инопланетного лица. На каждом из плащей была лишь часть этого громадного изображения, словно сверху на группу идущих людей направили прожектор, проецировавший картинку. Оранжевый газ коснулся ноздрей Хорзы, и голова его на миг закружилась. Он позволил своим иммунным железам погасить действие наркотика и продолжил разглядывать арену.
Глаз шторма — тихая, неподвижная точка — был так мал, что его вполне можно было и не заметить, даже разглядывая аудиториум неспешно и методично. Глаз был смещен от центра к краю эллипсоида и находился на уровне земли (он же — самый низкий из видимых уровней арены). Там, под балдахинами все еще не зажженных осветительных приборов, стоял круглый стол, достаточно большой, чтобы вокруг него можно было поставить шестнадцать широких разностильных кресел, каждому из которых соответствовал определенный цветовой сектор на столешнице. Против кресел располагались вмонтированные в стол консоли: на них лежали ремни и другие приспособления, призванные ограничивать движения. За каждым из кресел находилось свободное пространство, на котором помещались небольшие сиденья — по двенадцать на кресло. Маленькая загородка отделяла их от больших кресел перед столом, а еще одна отгораживала двенадцать сидений от площадки сзади, где уже тихо ждали люди — главным образом эмоти.