Под предлогом проведения брифингов он держал Бальведу взаперти в ее каюте, пока сам, вышагивая по столовой, беседовал с вольным отрядом: он не хотел, чтобы его брифинги переходили в дискуссии.
Перостек Бальведа не доставляла ему никаких неприятностей. Ее скафандр и несколько безобидных на вид ювелирных безделушек вместе с другими вещами были сброшены за борт через вакуум-провод. Ее проверили с помощью всех приборов, имевшихся в небогатой амбулатории «ТЧВ»-, и ничего не обнаружили. Бальведа, казалось, была вполне счастлива в своей роли послушной пленницы, чья свобода (как и свобода всех остальных) ограничивалась кораблем; правда, по ночам ее иногда запирали в ее каютё.
Хорза на всякий случай не подпускал ее к пилотской кабине, но женщина не проявляла ни малейших признаков того, что интересуется системами управления кораблем (в отличие от самого Хорзы, когда он появился на борту «ТЧВ»). Она даже не пыталась убедить кого-либо из наемников в справедливости своих взглядов на войну и Культуру.
Насколько она чувствует себя в безопасности? — задавал себе вопрос Хорза. Бальведа была любезна и выглядела безмятежной, но иногда Хорза, смотря на нее, думал, что под этим внешним спокойствием кроется внутреннее напряжение, даже отчаяние. Он испытывал при этом, с одной стороны, облегчение, а с другой — то же дурное, мучительное чувство, что и при размышлениях о том, почему Бальведа все еще жива. Иногда он просто боялся высадки на Мире Шкара, но постепенно, по мере приближения к планете, начинал радоваться перспективе действия, которое покончит со всеми этими размышлениями.
Однажды после общего обеда в столовой он вызвал Бальведу в свою каюту. Женщина вошла и села на то самое маленькое сиденье, на котором сидел Хорза, когда его вызвал к себе Крейклин в начале их знакомства.
Лицо Бальведы было спокойным. Она изящно села на маленькое сиденье, а ее длинное тело было расслабленным и собранным одновременно. С тонкого, точеного лица на Хорзу смотрели глубоко посаженные темные глаза. Рыжие — теперь уже начавшие чернеть — волосы Бальведы блестели в свете каюты.
— Капитан Хорза?
Она улыбнулась, сцепив руки с длинными пальцами у себя на коленях. На ней было длинное синее платье — самое простое из того, что удалось найти на корабле. Когда-то оно принадлежало женщине по имени Гоу.
— Привет, Бальведа, — сказал Хорза.
Он сидел на своей койке в свободной куртке. Первые несколько дней он оставался в скафандре, но, несмотря на все его удобство, в закоулках «Турбулентности чистого воздуха» скафандр становился помехой, а потому Хорза отказался от него на время перелета.
Он собирался было предложить Бальведе что-нибудь выпить; но, поскольку Крейклин некогда предлагал выпить ему самому, Хорза решил, что делать этого не стоит.
— Так зачем ты хотел меня видеть, Хорза? — спросила Бальведа.
— Я просто хотел… узнать, как у тебя дела, — сказал он.
Он пытался отрепетировать свою речь, желая уверить ее, что опасность ей не угрожает, что она ему симпатична и что, по его мнению, на этот раз с ней не случится ничего хуже интернирования — возможно, со скорым обменом. Но слова не шли ему на язык.
— Я в порядке, — сказала она, разглаживая рукой волосы; глаза ее скользнули по каюте. — Стараюсь быть примерной пленницей, чтобы у тебя не было предлога выкинуть меня за борт.
Она улыбнулась, и опять Хорзе показалось, что это улыбка на грани отчаяния. И все же он почувствовал облегчение.
— Нет, — рассмеялся он, закидывая голову. — У меня нет ни малейшего намерения делать это. Ты в безопасности.
— Пока мы не добрались до Мира Шкара? — спокойно спросила она.
— И после этого тоже.
Бальведа на мгновение закрыла глаза, потом опустила их.
— Что ж, это хорошо. — Она посмотрела на Хорзу в упор.
Он пожал плечами.
— Уверен, ты бы сделала для меня то же самое.
— Думаю… наверно, да, — сказала она, но Хорза не понял — лжет она или нет. — Знаешь, мне жаль, что мы по разные стороны.
— Жаль, что мы по разные стороны, Бальведа.
— Знаешь, — сказала она, снова сцепляя руки на коленях, — есть теория, согласно которой та сторона, на которой мы, как считаем, находимся, в конечном счете одержит победу.
— И что же это за сторона? — усмехнулся он.
— И что же это за сторона? — усмехнулся он. — Истина и справедливость?
— На самом деле не то и не другое. — Она улыбнулась, не глядя на него. — Это… — Она пожала плечами. — Просто жизнь. Та эволюция, о которой ты говорил. Ты сказал, что Культура — это болото, тупик. Если так… то в конечном счете, может, мы и проиграем.
— Черт, я тебя все же перетяну на сторону хороших парней, Перостек, — сказал он с преувеличенным дружелюбием.
Та едва заметно улыбнулась и открыла было рот, собираясь что-то ответить, но потом раздумала и снова закрыла его, опустив глаза на свои руки. Хорза не знал, что еще сказать.
Однажды ночью, за шесть дней до прибытия в пункт назначения (звезда системы довольно ярко светилась в небесах, прямо по курсу, и была видна даже невооруженным глазом), в его каюту пришла Йелсон.
Он не ждал этого. Стук в дверь вывел его из полудремы, обдав волной холода, и он несколько мгновений не мог сообразить, что к чему. Он увидел ее на дверном мониторе и впустил. Йелсон быстро вошла, закрыла за собой дверь и, не издав ни звука, крепко прижалась к нему и обняла. Он стоял, стараясь окончательно прогнать сон и сообразить, как это случилось. Казалось, для этого не было никаких оснований: никакой пробежавшей между ними искры, никаких признаков, никаких намеков — ничего.