Только думай позитивно. Шаблоны, образы, сильные аналогии… пусть зло работает во благо. Напрягись…
Ну что ж, если он — больше не он, значит, так тому и быть.
По отношению к своему прежнему «я» он был тем же, чем был его дистанционный автономник по отношению к его нынешнему «я» (очень мило).
Дистанционный автономник был больше, чем его глаза и уши на поверхности, на базе мутаторов и вблизи нее, больше, чем наблюдательный пост, больше, чем простой помощник в сомнительной, безумной попытке вооружиться и спрятаться, которая будет предпринята, если автономник поднимет тревогу. Больше. И меньше.
Ты посмотри с другой стороны, думай о хорошем. Разве он не был умным? Да, был.
Его побег с корабля, собранного из запасных частей, был (пусть и по его собственной оценке) изумительно мастерским и блестящим. Его отважное использование гиперпространства так глубоко в гравитационном колодце назвали бы полным безрассудством при любых обстоятельствах, кроме тех, крайних, в которых он оказался, но он тем не менее проявил превосходное искусство. А его невероятный переход из одного мира в другой — из гиперпространства в реальное пространство — не только был блестящим сам по себе и даже более дерзким, чем все, что он делал раньше; почти наверняка это было первым таким событием. Огромное количество информации, хранившееся внутри Разума, не содержало никакого указания на то, что кто-то делал это прежде. Он гордился содеянным.
Но в конечном счете он оказался здесь, в ловушке: интеллектуальный калека, философская тень своего прежнего «я».
Теперь он мог только ждать и надеяться, что тот, кто придет за ним, не будет к нему враждебен. Культура должна обо всем знать. Разум был уверен, что его сигнал прошел и где-нибудь его примут. Но идиране тоже наверняка были в курсе. Разум не думал, что они попытаются взять его силой, — ведь они не хуже его знали, что Дра'Азона лучше не сердить. Но что, если идиране сумеют найти путь на планету, а Культура — нет? Что, если все пространство вокруг Сумрачного Залива теперь занято идиранами? Разум знал, что, попадись он в руки идиранам, ему останется только одно, но он не хотел прибегать к самоуничтожению не только по чисто личным причинам. Он не хотел ни в коем случае (по тем же причинам, по которым идиране опасались брать его штурмом) уничтожаться где-либо вблизи Мира Шкара. Но если его все же захватят в плен на планете, то в этот момент у него будет последний шанс самоуничтожиться. К тому времени, когда идиране увезут его с планеты, они наверняка найдут способ отключить опцию самоуничтожения.
Может быть, он вообще совершил ошибку, спасшись. Может быть, ему следовало погибнуть вместе с кораблем — тогда не было бы всех этих волнений и трудностей. Но эта возможность была словно послана ему самим небом — оказаться так близко к Планете Мертвых, когда он подвергся нападению.
Может быть, ему следовало погибнуть вместе с кораблем — тогда не было бы всех этих волнений и трудностей. Но эта возможность была словно послана ему самим небом — оказаться так близко к Планете Мертвых, когда он подвергся нападению. Конечно, он хотел жить, но было бы… расточительством отказаться от такого великолепного случая, даже если бы собственное выживание или уничтожение было ему совершенно безразлично.
Так или иначе, но теперь поделать ничего было нельзя. Он был здесь, и ему оставалось только ждать. Ждать и думать. Размышлять над реальными вариантами выбора (их было мало) и всеми возможностями вообще (их было много). Проверить свои воспоминания самым тщательным образом: вдруг обнаружится что-нибудь подходящее, что поможет ему. Например (единственный по-настоящему интересный факт, установленный им, но довольно обескураживающий), он обнаружил, что идиране, видимо, использовали одного из мутаторов, который служил в команде смотрителей на Мире Шкара. Конечно, могло статься, что этот человек давно мертв, или получил другое задание, или находится слишком далеко, или информация была некорректна и отдел Культуры по сбору информации что-то перепутал… Но если все сошлось бы, тогда этого человека в первую очередь и послали бы отыскать нечто, прячущееся в туннелях Командной системы.
В саму конструкцию Разума (на всех уровнях) была заложена вера в то, что не существует такого понятия, как плохие сведения, разве что если рассуждать в очень относительных терминах; но ему очень хотелось бы, чтобы в его банках памяти не было этой информации. Он предпочел бы ничего не знать об этом человеке, мутаторе, который бывал на Мире Шкара и, возможно, работал на идиран. (При всем том, как ни странно, ему хотелось бы знать имя этого человека.)
Но если удача хоть немного улыбнется ему, этот мутатор окажется далеко или же Культура найдет Разум первой. Или же Дра'Азон признает, что его сотоварищ, Разум, попал в беду, и поможет ему, или… случится еще что-нибудь.
Разум ждал в темноте.
Сотни этих планет были пусты; сотни миллионов башен, составленных из комнат, были на своем месте; маленькие комнаты, шкафы, ящики и карточки и место на бумаге для цифр и букв были на своем месте, вот только на них ничего не было написано, они — эти карточки — ничего не содержали… (Иногда Разуму нравилось представлять себе, как он перемещается по узким проходам между шкафов, как один из его дистанционных автономников плывет между берегов памяти, по тесным коридорам, из комнаты в комнату, с этажа на этаж, километр за километром, над скрытыми континентами комнат, заполненными океанами комнат, выровненными горными хребтами, поваленными лесами, укрытыми пустынями комнат.) Все эти системы темных планет, эти триллионы квадратных километров чистой бумаги являли собой будущее Разума; пространства, которые он заполнит в своей грядущей жизни.