— Очень интересный путь, — в задумчивости произнес Огоновский. — Можно предположить, что несколько миллионов лет назад там, на Трайтелларе-2, произошло некое событие, придавшее сурчхою значительный эволюционный толчок, в результате чего он пришел к разуму. Но в любом случае он не может быть «чистым», так сказать, хищником: все равно всеяден, как и мы с вами. Среди объедков нашли остатки растительной пищи?
— Да, — отозвался Гарри. — Вы правы, уважаемый доктор, их рацион не просто близок к нашему — мы используем один и тот же набор белков, аминокислот и прочего. Один из наших специалистов пошутил, что мы для этих зверушек однозначно съедобны.
— Дурацкие у ваших спецов шутки, — размышляя о чем-то, отмахнулся Огоновский.
— Дурацкие у ваших спецов шутки, — размышляя о чем-то, отмахнулся Огоновский. — Вы бы лучше задались вопросом, почему он стал стрелять, как только увидел людей?
— Ну, вероятно, мы показались ему невообразимыми чудовищами, — засмеялся усатый. — Плюс стресс, сами понимаете: бомбардировщик, похоже, был подбит зенитной ракетой с боеголовкой, начиненной то ли шариками, то ли чем еще. Вероятно, у них там идет война. Это, собственно, одна из главных причин, так взволновавшая мое начальство.
— Возможно, возможно, — покачал головой Андрей. — Я уже начинаю понимать. А другие… причины? Их не очень много, надеюсь?
— Нет. Но они малоприятны, особенно с виду, — Гарри с хрустом размял пальцы и подлил гостям коньяку. — Настолько неприятны, что я даже не хочу их вам показывать — у вас будет время ознакомиться со всеми материалами во время перелета. «Дырка» выбрасывала нам формы жизни, не способные существовать на Трайтелларе. К счастью, на этот раз они не являлись носителями разума.
— Какая-то не-кислородная дрянь? — сморщился Ланкастер.
— Довольно любопытная с точки зрения науки, — кисло улыбнулся Гарри, — но вот на вид, знаете ли…
— Понятно, — Огоновский сделал небольшой глоток и со стуком поставил свой бокал на столешницу. — Мы можем надеяться, что ваше уважаемое ведомство все же обеспечит нас несколько более подробными инструкциями? И желательно в письменном виде, э?
— О, разумеется, джентльмены! Все материалы будут предоставлены вам не далее чем сегодня вечером. Пока же нам следует зафиксировать ваше согласие на участие в операции документально — таковы, знаете ли, наши правила. Прошу сюда… Да-да, правую руку, как обычно.
* * *
Лифт остановился. Огоновский подался в сторону, уступая дорогу Ланкастеру, но тот мягко коснулся раскрытой ладонью его локтя:
— Субординация для нас неуместна, вы не считаете?
Андрей поспешно вышел из сверкающей кабины и остановился, разглядывая высокого генерала в зеленом мундире. Глаза Ланкастера улыбались.
— Мне кажется, нам нужно поговорить, мастер Огоновский, — произнес он. — Как вы?
— Верно, — кивнул тот. — И пожалуйста, обращайтесь ко мне просто по имени. В противном случае беседа станет невыносимо куртуазной, что также неуместно.
— Тогда я — просто Виктор, — и Ланкастер протянул врачу свою руку. — У меня есть одно предложение… надеюсь, вы не откажетесь от доброго обеда?
— Давно пора, — согласился Огоновский. — Но я не очень-то разбираюсь в местных кабаках.
— Это и не нужно, — махнул рукой десантник. — Я знаю, куда нам ехать.
Выйдя на тротуар, он раскрыл дверцу стоящего перед отелем такси и наклонился к водителю.
— Эппл-роуд, заведение «Старый фазан», знаете? — спросил он.
— Непременно, ваша милость, — браво отрапортовал таксер. — Доставлю в лучшем виде.
Расположившись на скрипящем кожей заднем диване, Ланкастер поднял стеклянную перегородку, отделявшую пассажиров от водителя, и вздохнул.
— Мы едем в кабак моего бывшего штабного повара, — сообщил он сидящему рядом Огоновскому.
— Мы едем в кабак моего бывшего штабного повара, — сообщил он сидящему рядом Огоновскому. — Давненько я его не видал. Будем надеяться, что старик Шнеерсон не потерял сноровки.
Андрей молча покивал в ответ и с усталостью прикрыл глаза. Его рейсовый лайнер пришел рано утром, выспаться времени у него не было — а от слишком ранних подъемов он уже отвык. Ланкастер, коротко скосив глаза на своего спутника, предпочел не досаждать тому беседой и уставился в затемненное окно машины.
Кар несся по висящей в воздухе десятирядной полосе ситивэя. Океан остался за спиной, впереди виднелись невысокие, ярко-зеленые горы, там и сям украшенные затейливыми башенками загородных вилл. Желтые полоски узких шоссе, вьющиеся меж гор, свечки пирамидальных тополей по обочинам, рыжеватые пятна черепичных крыш небольших уютных домиков для тех, кто не мог себе позволить жить в собственном, пусть и миниатюрном, замке — открывающаяся с высоты картина вызвала у генерала задумчивую и немного грустную улыбку. Почти вся его жизнь прошла в других мирах, мало похожих на эту старую метрополию, освоенную еще в имперские времена. То были планеты сурового климата, как правило — с низким свинцовым небом, с вечно бушующими холодными океанами и бескрайними, на тысячи километров, массивами страшных черных лесов.. Даже родной Сент-Илер, довольно жаркий в целом, представлялся ему в образе одной лишь непрекращающейся осени с ее промозглым ветром и унылыми, надоедливыми дождями: он родился в умеренном поясе северного полушария, там, где лето длилось не более двух месяцев в году.