— Но, боюсь, значительно уступает миледи по красоте, — улыбнулся Огоновский, поднося два пальца к козырьку фуражки.
— Рад знакомству, миледи, — разлепил губы Ланкастер, повторил жест Огоновского и зачем-то щелкнул каблуками.
Он чувствовал себя полным идиотом, особенно от того, что Белласко без проблем представил их на языке своей пассии, вследствие чего его транслинг, естественно, заработал на прием.
Мона ответила не сразу. По совету доктора Белласко они напялили вечерние парадные мундиры — «Джентльмены, вам придется общаться с военными, а военные везде одинаковы, сами знаете… может, лучше сразу произвести впечатление? Нет-нет, я понимаю, что у вас, конечно, есть под рукой приличные клубные костюмы, но все-таки: увидите, я окажусь прав!» — и сейчас певица с изумлением рассматривала стоящих перед ней мужчин, облаченных в роскошные, с искрой полуфраки — черно-зеленый у Ланкастера и густо-синий у Огоновского, под которыми чуть светились в мягком сиянии плафона ослепительно-белые сорочки с «лиселями», оснащенные черными галстуками-бабочками. На плечах генералов блестели золотом небольшие зауженные погоны с бахромой, на груди слева тускло горели рубином Рыцарские Кресты, чуть ниже находились золотистые эмблемы рода войск: змеи Эскулапа, «надетые» на крылышки экипажного состава Огоновского и скрещенные парашюты Десанта у Ланкастера.
— Я восхищена прибытием моих господ, — Мона приложила обе руки к сердцу и поклонилась. — Прошу вас в мой ничтожный дом.
Следуя за хозяйкой, гости поднялись на второй этаж. Мона распахнула перед ними дверь с матовым стеклом и посторонилась в сторону.
— Я отослала служанок, — услышали они ее голос, — так что если вам понадобится что-то еще, достаточно позвонить в колокольчик.
— Благодарю вас, — негромко отозвался Ланкастер и шагнул через порожек.
Двое мужчин, сидевшие в глубоких бархатных креслах у зашторенного окна, тотчас же поднялись ему навстречу. За спиной Огоновского дверь закрылась — верный своим принципам, Белласко не захотел присутствовать при разговоре, тем более что ему наверняка было чем заняться в компании прелестной певицы.
— Прежде чем представиться, я вынужден извиниться за необходимость использовать переводящий аппарат, — произнес Ланкастер, рассматривая аборигенов, одетых явно в штатское платье: на обоих были похожие светлые рубашки с коротким рукавом и затейливой вышивкой на груди, небрежно заправленные в широкие черные брюки с множеством накладных карманов.
— Вам не за что извиняться, — кротко кивнул старший из них, высокий и тонкий мужчина с глубокими залысинами. — Думаю, мы быстро привыкнем слышать перевод прямо у себя в голове. Меня зовут Каннахан Уэнни, я — начальник оперативного отдела стратегической разведки моей страны. Мой друг, — и склонил голову младший, лет тридцати пяти, тоже высокий, но немного грузноватый, с жизнерадостным, розовощеким, как у мальчишки, лицом, — Брадден Дельво, старший офицер Надзорного Департамента.
— Контрразведки? — уточнил Ланкастер.
— Именно, — согласился Дельво, вслушавшись в перевод вопроса. — Просто у нас свои названия.
— Прекрасно, господа. К сожалению, наши должности не скажут вам многого, почему — я поясню позже. Я — уинг-генерал Виктор Ланкастер, тяжелая пехота, а мой друг и собрат по несчастью — легион-генерал Андрей Огоновский, хирург, Военно-Космические Силы, экипажный состав.
— Вы астронавт? — восхищенно блеснул глазами Каннахан Уэнни, поворачиваясь к Огоновскому.
— Я закончил войну в должности главного хирурга корпуса, — ответил Огоновский.
Транслинг давал ранг подразделения в численном эквиваленте, и разведчик, услышав цифру, представляющую состав корпуса, уважительно закивал головой. Но и это было еще не все.
— Погодите, — вдруг вытянул шею Дельво. — Господин генерал, вы не… не тот самый?
— Тот самый, — пожал плечами Андрей, начиная слегка раздражаться. — Но знаете, к нашему делу это не имеет прямого отношения.
Дельво, а за ним и Уэнни, склонились в глубоком поклоне.
— Примите наше глубочайшее уважение, господин Огоновский, — почти хором произнесли они.
— Мы можем поговорить об этом позже, — Андрей ответил им кивком и снял наконец с головы высоковерхую фуражку. — Сейчас у нас есть более серьезные дела.
— Господа, мы слушаем вас со всем вниманием, — Каннахан указал на кресла, расставленные вокруг небольшого полированного столика, на котором красовались десяток разнообразных бутылок и вазочки с закусками.
— Значит, к делу, — Ланкастер уселся в кресло и сдвинул свою фуражку на затылок.
— Значит, к делу, — Ланкастер уселся в кресло и сдвинул свою фуражку на затылок. — Расскажите-ка мне, господа, как вы относитесь к своему соседу, владыке Осайе? Я полагаю, вы располагаете достаточной информацией о том, что творится на его территориях.
— М-мм… в общем-то он нам симпатичен, — признался Уэнни. — Но помогать ему, по крайней мере — напрямую, мы пока не можем, так как неизбежно навлечем на себя гнев клерикальных кругов. У нас тут тоже хватает, э-ээ, довольно сложных личностей.
— Угу. Я думаю, Солнцеворот и вам доставил немало неприятностей, не так ли?