— Более чем, господин генерал. И последствия его ощущаются по сей день, несмотря на то, что государство у нас сугубо светское и мы ведем борьбу с любыми проявлениями экстремизма.
Ланкастер положил перед собой кожаный портсигар и карманную пепельницу.
— Вы имеете хороший шанс столкнуться со значительным усилением религиозного экстремизма прямо у собственного порога. Хорошо бы мне ошибиться, но у меня есть подозрение, что кое-кому владыка Осайя крепко встал поперек горла. И этот «кто-то», весьма вероятно, живет здесь. У вас.
Каннахан Уэнни нахмурился и посмотрел на Дельво, но тот уверенно покачал головой:
— Ничего. Быть может, вы расскажете нам подробнее, господин генерал?
— Конечно, расскажу, — хмыкнул Ланкастер, — а то чего б ради я сюда тащился! Видите ли, в одном небольшом городке, находящемся в опасной близости от ваших границ, недавно был злодейски убит главный врач санитарной миссии Конфедерации. Убийца его — спятивший нарк, но суть не в нем, а в том, что парень этот якшался с неким бродягой, который дарил ему бухло и всякую ерунду вашего производства. Бродяга мертвец, убийца — тоже, но мне интересно, откуда могли взяться радиоприемники и иное барахло, сделанное в вашей стране, если граница, как меня убеждали, замкнута наглухо?
— Теоретически я могу допустить существование некоего «окна» на границе, — вздохнул Дельво. — Но интересно следующее: я в жизни не слышал, чтобы человек, умудрившийся прорваться к нам из Раммаха, вернулся обратно. Мы их принимать не хотим, но не можем и возвращать — это уже слишком, поэтому они транзитом идут дальше, оседая, в конце концов даже на Севере. Так что я действительно не совсем понимаю…
— Тут замешаны клирики, — продолжил Ланкастер. — В данный момент я не имею прямых доказательств, но у меня, знаете ли, богатый личный опыт, и я чую: кому-то очень хочется убрать Осайю, вернуть все на круги своя, а потом, воспользовавшись ситуацией, устроить вам всем небольшой карачун с фейерверками.
— Это все очень серьезно, — чуть куснул губу Уэнни. — У меня есть люди в Управлении пограничной стражи, и я завтра же поговорю с ними. Могу я назвать ваше имя, господин генерал?
— Категорически нет. Обещаю вам, что по истечении некоторого времени — если мы с вами доживем, конечно, — я найду способ рассказать вам все. Но сейчас — нет.
— Я благодарен вам за доверие… Брадден, — разведчик повернулся к Дельво, — завтра же поднимай всех людей по проекту «Храм Облаков», и начинайте поиск по кругу.
— Многие законсервированы, — отозвался тот, с задумчивостью барабаня пальцами оп столешнице. — Хотя сейчас, наверное, тот самый случай. Господин генерал, — обратился он к Ланкастеру, — ответьте мне на один вопрос: каковы шансы на то, что Осайя подпишет вторую часть Договора Согласия?
— О как, — хмыкнул Огоновский.
— Хотя сейчас, наверное, тот самый случай. Господин генерал, — обратился он к Ланкастеру, — ответьте мне на один вопрос: каковы шансы на то, что Осайя подпишет вторую часть Договора Согласия?
— О как, — хмыкнул Огоновский.
— Шансы стремятся к нулю, — ответил Ланкастер. — Если вы думаете, что мы прилетели сюда для того, чтобы склонить его к подписанию Договора, то вы ошибаетесь. Мы готовы поддерживать его во всем, но он, увы, при желании не может воспользоваться нашей поддержкой. Должно пройти время. В данный момент я лично не думаю, что Осайя решится подставить свою шею. В конце концов, мы не можем наводнить его государство войсками…
— Я полагаю, войск у вас более чем достаточно, — коротко блеснул глазами Уэнни.
— На данный момент регистровая численность вооруженных сил Конфедерации Человечества составляет четыре миллиарда человек, но дело не в войсках, — заговорил Огоновский.
— Четыре миллиарда!? — Каннахан Уэнни замер, пораженный услышанным. — Да вы можете просто затоптать Трайтеллар сапогами! И вы чего-то еще ждете? Но чего, господа?
Огоновский вытащил сигарету из портсигара Ланкастера, щелкнул зажигалкой и сделал пару затяжек. Гренадер молчал, сдерживая ироничную улыбку.
— Наша политика, — произнес Андрей, прячась в облаке ароматного медового дыма, — исключает насилие по отношению к представителям нашей расы. Мы можем взять Трайтеллар за день — просто пригнать сюда два-три ударных корпуса, и вы абсолютно ничего не сможете с нами сделать. Нам даже не придется стрелять: наша техника полностью парализует все ваши системы управления и связи, мы заглушим электронику ваших ракет и истребителей: ничто на планете не сможет подняться в воздух. Мы мгновенно остановим все электростанции, встанет вообще все, кроме дизелей. Но дело в том, что после этого мы перестанем быть самими собой. Наша цивилизация рухнет: ненужными станут звездолеты, гравитационные или солярные энергосистемы и всякие прочие побрякушки.
— Но ведь вам приходилось воевать, — прищурился Уэнни. — Причем относительно недавно, и насколько я знаю, дрались вы с беспримерной яростью. Или я не прав, и вы проводили с врагом воспитательные беседы?
— Мы дрались за право исповедовать ценности, к которым шли тысячелетия, — подал голос Ланкастер. — За право быть теми, кто мы есть. И мы победили. Поэтому мы предпочитаем прибегать к насилию лишь тогда, когда оно необходимо для защиты этого самого права. А Трайтеллар — совсем, знаете ли, не тот случай. Мы можем победить вас только одним — своим образом жизни. Чем больше людей узнает о том, что из себя представляет Конфедерация, тем меньше рабов останется у клириков.