— Я предпочту второе.
— Тогда я его Вам даю. Я — безоружен.
— Я надеюсь, коммандер Закираль, что все происходящее станет недоразумением. — Мой командир хоть и обладает поразительной выдержкой, так же как и я относится к внутреннему кругу с долей здорового цинизма; расценивая их как мародеров, которые пользуются тем, что делается чужими руками. И поэтому в его взгляде я четко вижу сожаление о том, что в этой ситуации он для меня ничего сделать не может.
И все, чем я могу ему ответить — позволить заглянуть в свои глаза и увидеть в них то уважение, которое я к нему испытываю; именно его слова о чести и достоинстве воина, заставили меня однажды задуматься о том, а так ли много всего этого в том, чем мы занимаемся на Лилее? Задуматься и понять, что мои представления о счастье: своем, своих детей, тех немногих, от кого я могу не скрывать испытываемых мною чувств, были неполными. Что можно получать радость не только от того, что поднялся еще на одну ступеньку по военной лестнице, не только от того, что выучка твоих теров выше, чем у твоего соперника, но и от того, что тебя кто-то любит. Не за то, что тебе многое доступно, а просто, потому что ты — есть.
И возможно, лишь благодаря ему (несмотря на то, что таких разговоров с ним мы никогда не вели), я смог увидеть в жителях Лилее не врагов, не тех, кто должен подчиниться порядку, навязываемому Правителем Дарианы, а просто живых существ. Со своими устремлениями, желаниями и слабостями.
Правда, до той встречи с Единственной, мои сомнения так и оставались лишь сомнениями.
И вполне вероятно, что они бы и рассеялись в блеске положения, которого я достиг и в тех возможностях, которые передо мной открылись. Растворились бы в тех хитроумных операциях, каждая из которых давала мне ощущение могущества и сладость от того, что я могу играть чужими жизнями. Утонули бы в реках крови, в бушующем в жилах адреналине, в страхе, который я бы увидел, как только волна Черных Воинов во имя Хаоса и во славу Дарианы затопила собой этот мир.
Но тот случайный взгляд сделал то, что не смогли сделать сотни лет пребывания на Лилее. Ни те беседы о мироустройстве, о добре и зле, о любви и ненависти, о жизни и смерти, которые мне довелось вести с людьми, эльфами, демонами, драконами. Ни те манящие глубиной голубые, искрящиеся гранями изумрудные, смущающие похожестью карие, бросающие в бездну черные — глаза красоток, которые искали и находили удовольствие в моей постели. Ни даже страшная смерть двух женщин, что подарили мне детей и чьи крики ужаса, когда их забирала к себе Пустота, повторялись в моих самых страшных ночных кошмарах.
Лишь один случайный взгляд, который перетряхнул все мои мысли и выстроил их в понимание того, чего я хочу от этой жизни. В осознание, что за то, чтобы стать счастливым, мне придется бороться. Измениться самому и изменить все вокруг себя, отказаться от того, что было основой моего существования.
А если придется, то и погибнуть. Или выжить, сделав для этого все немыслимое, потому что даже перспектива рассеяться в Хаосе не была столь страшна, как возможность больше ее не увидеть.
И ради этого я готов был рискнуть.
— Я тоже на это надеюсь, экселленц. — А вот ему — полное приветствие: не просто склонить голову, а замереть, практически касаясь подбородком груди и удерживая согнутую левую руку за спиной.
Он отступает в сторону, когда я выхожу вслед за кондером и, скорее всего, смотрит мне вслед, пока я иду по длинному коридору, стараясь не замечать взглядов, которыми меня провожают мои воины и, гордясь тем, что в их глазах нет ни тени презрения; лишь досада от того, что они не могут выполнить единственный приказ, который я им не отдам: освободить меня.
На выходе из здания, в котором мы обосновались, к нам присоединяются еще два мага. И я с трудом удерживаю вздох облегчения: квалификация этой парочки не позволяет им работать с межмировыми порталами, а на Лилее казематы внутреннего круга есть только на единственной в этом мире стационарной базе. А уж ее-то план мне хорошо известен: пришлось довольно долго служить там, пока меня не произвели в коммандеры.
И остается надеяться, что моя удача не окончательно покинула меня и достоянием этой службы не стали созданные мною заклинания, которые могут при случае не только увеличить мои шансы на успешный побег, но и, если ничего другого мне не останется, сделать мою смерть менее болезненной.
Мы не успеваем сделать еще нескольких шагов с крыльца, украшенного фривольного содержания статуями, как прямо перед нами разворачивается переход. И уже спустя мгновение выходим в том самом портальном зале, дорогу из которого я знаю едва ли не на ощупь.
Еще четверка воинов с той же серебряной окантовкой на верхнем покрывале встает по бокам от меня, как только мы спускаемся с небольшого постамента, на котором закреплены управляющие кристаллы, и мой энтузиазм несколько падает: похоже, мысль о недоразумении — последнее, что приходило в их головы.
Опять длинный коридор, но только уже не украшенный дивной работы коврами, ощущение падения, когда матрица переноса перебрасывает нас на нижние уровни, и вновь проход, стены которого уже выложены потемневшим от времени и сырости камнем и украшением которого стали камеры с обеих сторон, через равные промежутки, с открытыми кое-где дверями.
Не знаю, на что рассчитывал тот, кто вздумал мне устроить эту экскурсию по подземелью и продемонстрировать внутреннее убранство моих будущих покоев, но если он ожидал, что это заставит меня задуматься о сотрудничестве — сильно ошибся. Хотя, стоит признать, что пыточные столы, которые несколько раз мелькали перед моими глазами — вполне могли произвести впечатление на кого-нибудь, пониже меня рангом и помладше возрастом. В свои-то годы я и не такого насмотрелся: насколько бы лояльно я не относился к местным, но методы, которыми действуют в своих застенках те же демоны, не сильно отличаются от тех, которые мне, возможно, предстоит испытать на собственной шкуре.
— Прошу. — Кондер останавливается напротив очередной открытой двери и делает приглашающий жест.