И не только во сне.
И смертоносная мягкость его движений, когда самый обычный наклон головы становится изысканным действом. Когда неожиданная улыбка связывает крепче, чем произнесенные клятвы. Когда журчащий обертонами низкий голос…
И я замираю. Надеясь, что внимательный взгляд Карима не заметит, как отливает кровь от моего лица.
Да здравствует, первая неясность.
И это — гордость, граничащая с высокомерием, о которой говорится, как только речь заходит о Даймонах? Признание других рас недостойными называться даже пылью под их ногами? Уверенность в том, что лишь они созданы, чтобы повелевать веером миров?
А сколько нелицеприятных слов в их адрес произносится, когда в разговоре всплывает их отношение к женщинам… Не к тем, кто как и он закрывает голову и тело черным полотном, а к другим.
Вот только со мной… Он был изысканно вежлив, если это перевести в наши категории политеса.
Но я очень сомневаюсь, что на него так могли повлиять мои родственные связи.
— Мне трудно тебе что-то сказать, Карим. Все слишком запутанно. И я чувствую, что перестала что-либо понимать.
— Тогда тем более тебе стоит со это обсудить. Возможно, это сможет помочь тебе увидеть то, чего ты не замечаешь, продолжая кипеть в своих эмоциях.
Как ни грустно, но и с этим приходится согласиться. Не с тем, что я чего-то не замечаю — мгновения нашей встречи, одно за другим скользят перед моими глазами, вытаскивая на белый свет все новые и новые нестыковки. А с тем, что чувства огненной волной проходят по моему телу всякий раз, как его взгляд, услужливо подбрасываемый памятью, касается меня.
— Наверное, ты прав. Но мне еще не приходилось откровенничать на такие темы с мужчиной. — И я пытаюсь ему улыбнуться. Пусть и лишь для того, чтобы хоть слегка сбросить царящее в моей душе напряжение.
— Увы… Даже если я предложу тебе представить, что перед тобой не мужчина, вряд ли тебе это поможет. Ведь проблема не в этом. В тебе, как это ни пытались вытравить из твоей души, очень сильно чувствуется демонская сущность: ты независима и предпочитаешь полагаться только на себя. Хотя, надо признать, у тебя есть для этого все основания. Да только пойми, кроме твоего отца есть и другие, кто готов тебе помочь. И не только прикрыв твою спину в бою, но и утирая твои слезы и давая глупые советы, которые ты вряд ли будешь исполнять.
И я снова невольно улыбаюсь. Он, действительно, очень похож на моего отца. На того, каким его знаю лишь я. Да еще, возможно, мои братья, хотя и вряд ли: их уважение он завоевывал совершенно иным способом.
— Хорошо. — Я киваю, соглашаюсь. И устраиваюсь удобнее: поднимая подушку выше и откидываясь на нее. — И с чего же мне начать?
— Да хоть с чего. — Улыбка. Отеческая нежность. Понимание во взгляде. Которое, казалось бы, должно меня успокоить.
Да только моя рука сама тянется к простенькой сережке в моем ухе — кристаллу возврата. И в ушах звучат слова отца: 'Твоя жизнь для меня дороже всего. Если поймешь, что ты не можешь удержать ситуацию — возвращайся сюда. Ни одна проблема этого мира не стоит того, чтобы ты чувствовала боль'.
— Можешь с самого начала. Можешь с того места, которое посчитаешь особенно важным. А можешь — с самого главного.
И я заставляю себя опустить руку — я еще могу держаться. И мне очень хочется помочь отцу. Не ради его уважения, не ради того, чтобы он мог гордиться своей дочерью — наши отношения строятся совершенно на других чувствах и мне не нужно доказывать ему что-либо, для того чтобы завоевать его любовь. Она у меня была, есть и всегда будет.
Я просто хочу ему помочь.
— Не знаю, готова ли я к главному… — Со странной робостью в голосе, которой мне раньше не приходилось за собой замечать.
Ну, Закираль, встретимся мы с тобой…
— Тогда расскажи про дракона. Это ведь именно тот, из-за которого разгорелся бой в королевском дворце?
— Именно. — Наконец-то, я могу не контролировать собственные эмоции. Воспоминания о нашей первой встрече с этим ящером давно стали одними из самых приятных. — Их с Роланом, оказывается, давно мир не брал. Точно причины не знаю, но могу предположить, что кто-то у кого-то увел девушку. Судя по тому, что именно Тамирас бросился отбивать меня у демона, приняв за его любовницу, этот подвиг совершил мой брат.
— Их с Роланом, оказывается, давно мир не брал. Точно причины не знаю, но могу предположить, что кто-то у кого-то увел девушку. Судя по тому, что именно Тамирас бросился отбивать меня у демона, приняв за его любовницу, этот подвиг совершил мой брат.
— А ты? — Искренняя заинтересованность и радость от того, что я больше не прячу от него свои глаза.
— О-о-о… Я тогда была совсем юная, и внимание красавца дракона очень хорошо легло на битву за право самой строить собственную жизнь, которую я вела в то время с обоими родителями. Так что Тамирас был очень хорошим поводом изысканно и увлеченно потрепать всем нервы.
— То есть, ни о каких глубоких чувствах речь не шла? — Его взгляд становится насмешливым, и я уже прямо-таки вижу, как при малейшей возможности насолить дракону, ответ на этот вопрос будет передан ему.