— Леди Таши, Вас просят подняться наверх.
Мое сердце падает в пропасть, дыхание замирает от мелькнувшего в душе ужаса. Но эльф, правильно оценив то, что со мной происходит, легко улыбается и добавляет:
— Он пришел в себя и хочет видеть Вас.
Глава 19
Этот последний шаг дался мне с таким трудом, как не давался еще не один. Я замерла на пороге своей комнаты, сейчас ярко освещенной магическими светильниками, от чего она неожиданно стала напоминать больничные покои и замерла, не в силах даже сделать вдох.
Он, окутанный плотным голубым сиянием, что не давало даже разглядеть черноту его кожи, там, где я помнила ее уцелевшей, не лежал — парил над моей кроватью, с которой был сорван балдахин. И лишь глаза… Бездонные черные глаза, правда, без так полюбившегося мне изумрудно-серебряного контура, глаза, что принадлежали живому Закиралю, оттененные серым, пристально смотрели на меня.
— Ты… — Я все-таки решаюсь и пытаюсь шагнуть вперед, сквозь то безумие, которое я ради него сотворила, через все то, что он для меня сделал.
Но меня останавливает мама, которая стоит с другой стороны широкого ложа и, глядя на меня, качает головой.
— Нет.
И на мгновение склоняется к его лицу, а когда поднимается, его взгляда для меня больше нет — ресницы, лишенные искр сливаются с темнотой, что пятном выделяется на фоне мерцающего тумана.
— Его беспокойство о тебе мешало ему регенерировать, пришлось привести в чувство и продемонстрировать тебя. — Мама уже стоит рядом и пытается отодвинуть меня обратно к двери: мол, желание пациента исполнено, теперь можешь и проваливать.
Интересно, если себя перевести в этот же разряд, мне позволял пристроиться где-нибудь рядом?
— Мама, можно я останусь здесь, в уголочке? — Эх… жаль, с ней такой номер не пройдет. Хоть глазки закатывай, хоть капризничай, хоть преданно смотри в глаза… Сказала: 'Нет', — значит так и будет.
Но, похоже, не в этот раз. Она, обхватив меня за плечи, отводит в сторону и тихо, чтобы не отвлекать пару целителей, что практически непрерывно сканируют состояние Закираля, и снисходит до того, чтобы мне хотя бы что-нибудь объяснить.
— Наташа, мне раньше не приходилось видеть, чтобы после такого выживали. Даже Даймоны, с их способностью восстанавливаться, которой могут позавидовать и оборотни. По-видимому, здесь дело в связи, что между вами установилась и которая давала ему силы жить. Но я не хочу рисковать, пусть и будучи уверенной, что все самое страшное позади. И поверь, у тебя еще будет возможность посидеть у его постели и подержать его за руку.
— Когда? — У меня не может быть такого голоса, больше похожего на скулеж. Но, тем не менее, это именно я задаю этот вопрос.
И в ее глазах — понимание. И, как ни странно, удовлетворение.
— Завтра. Я подержу его в коконе, пока он не регенерирует настолько, что сметет мои блоки и снова начнет общаться с Хаосом. Вот тогда-то я и вернусь во дворец, оставив его на твое попечение; к тому времени ему никто, кроме тебя с твоей подпиткой помочь не сможет. А теперь — иди. И постарайся уснуть — с этим я тебе, к сожалению, помочь не могу.
И меня нежно, но без всякой жалости, выталкивают за дверь, за которой я опускаюсь на пол, прижав ноги к груди, и замираю не в силах двинуться дальше, не имея возможности вернуться назад и даже не замечая, как все застилает поток слез, который никак не хочет прекращаться.
А в голове не мысли — сплошные вопросы. И один самый главный: 'Почему? Почему это случилось со мной? Почему просьба отца, что казалась очередным приятным приключением, о котором я буду с юмором вспоминать вернувшись домой, неожиданно стала тем, что изменило мою жизнь, сделав ее из простой и понятной, столь сложной и непредсказуемой? Почему, прекрасно разбираясь в людях (по крайней мере, именно так и я и считала до последнего времени), я вдруг начала сомневаться в том, что знаю самых близких из них?
Почему? И зачем?
Зачем мне этот мир? Зачем мне эти существа, большая часть из которых играла со мной, как, впрочем, и я с ними? И зачем мне эти игры теперь, когда я собственными глазами видела, к чему они могут привести? И игры ли это вообще? Или то, что я за них принимаю, лишь для меня не наполнено смыслом?
Потому что из всего, что я сделала на Лилее последний месяц, лишь одно для меня оказалось имеющим ценность. И мне остается лишь радоваться тому, что эта ценность стала таковой и для тех, кого я люблю — трудно сказать, какой выбор я бы сделала, если бы мне пришлось его делать.
И почему эти вопросы раньше не стояли для меня с такой остротой?
Или… в той жизни мне все давалось слишком легко, чтобы я начала задумываться? Или мне даже в голову не приходило, что я могу кого-то потерять, а когда это едва не случилось, я вынуждена была понять, что не все в этой жизни происходит так, как мне этого хочется? Или… пришло время повзрослеть, а я не очень-то и хотела это делать и тогда жизнь преподнесла мне пусть и жестокий, но оказавшийся столь нужным урок?
И ни одного ответа. Лишь бьется в виске напряженным пульсом: он должен жить. Он обязан выжить, потому что я знаю, насколько трудно мне будет жить без него.