Геннадий мягко оттеснил впавших в оцепенение Муромского и Добрынина и цветисто поздоровался, продемонстрировав между делом отменное знание классики:
— Презабавно мне лицезреть насыщенный тонус вашего эпителия, милая ящерка! Так начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия, как я теряю речи дар, имея ваши перси пред собою!
(Ну что ты будешь делать, решительно не получается у авторов избежать в этой главе упоминания персей!)
Инга не стала ойкать и падать в обморок. Лишь улыбнулась с сознанием собственной неотразимости для любых видов разумных существ, чуть-чуть поправила халатик и сказала:
— Ах, какой вы куртуазный, мсье, я просто млею. И как же вас звать, дорогой шекспировед?
— Его звать Геной, — очнулся Никита. — Геннадием. Он из дальнего космоса, неважно говорит по-нашенски, поэтому мы его попросим отойти в сторонку! Да-да, милая ящерка, шажок-другой вбок. Третий-четвертый назад. Ать-два! Молодцом, боец. Там и побудь покамест.
Пространство для маневра было расчищено. Добрынин, демонстрируя отменную выправку и подлинно кавалергардскую галантность, шагнул к девушке, опустился на одно колено и на целую минуту припал к ее ручке.
— Меня вы, Инга, конечно же помните, — сказал он, оторвав губы от изящного запястья. — Вы не могли меня забыть, как не мог забыть вас я. Ну а это, — он мотнул в сторону Муромского чубом, — это…
— А меня она помнит тем более! — громыхнул Илья.
— …Это Илья, которого вы помните тем более, — хладнокровно завершил Никита начатую фразу и энергично встал. — Мы здесь для того, чтобы сообщить вам…
— Да вы проходите, — спохватилась Инга.
Никита попытался немедленно воспользоваться приглашением, но был остановлен железной рукой Муромского.
— Мы ненадолго, — сказал Илья, оттаскивая не в меру шустрого товарища. — Ты, Инга, вот что… Подбегай ко мне через полчасика, ага? У нас междусобойчик наметился, а без твоего присутствия (благоуханного присутствия! — встрял неугомонный Никита) мы там заскучаем. Ты вообще как, не занята? Сессия, то-се…
— Нет, не слишком, — сказала Инга. — Хорошо, я подойду. А… кто будет?
— Мы с этим дамским угодником, — взъерошил Илья волосы скалящемуся в улыбке Добрынину. — Лешка, само собой. Геннадий будет, Ванька Дредд…
При последнем имени глаза у Инги как-то по-особенному блеснули, и Муромский это конечно же заметил. Он осекся на мгновение, а потом скороговоркой завершил:
— Ну и еще пара хороших людей. Жених да невеста. Ждем, короче говоря.
Толкая перед собой вертящего головой и рассыпающего воздушные поцелуи Никиту, он зашагал вниз по лестнице.
Когда дверь за Ингой закрылась, Добрынин вмиг стал серьезным, остановился и упер палец в грудь Илье:
— Смирно, боец! Ты чего разнюнился? Трепаный взвод, да я ради тебя мелким бесом рассыпался, чуть колесом перед ней не пошел, а ты с позором отступил. Что за ерунда, Илюха?
Муромский тяжко вздохнул, с благодарностью пожал Никите руку и, не проронив слова, двинулся дальше.
— Геннадий, ты-то что молчишь, дружбанавт хренов, профессор кислых щей?
— Не стой на пути у высоких чувств, — знакомым каждому аквариумисту-любителю дребезжащим тенорком пропел рептилоид, после чего постучал когтем по своей шляпе.
Жест этот можно было истолковать в том числе как: «А ты подумай головой, балда!»
Никита присел на ступеньку, достал папиросу, закурил и жадно высадил в три затяжки.
Мало-помалу подтягивались приглашенные.
Уже Паша-Пафнутий, потрясенный Илюхиной аудио-библиотекой, по самые лопатки влез в шкаф с дисками. Из шкафа доносились нечленораздельные восклицания, а по временам высовывалась рука с оттопыренным большим пальцем. Иногда меломан вылезал из хранилища записей, рысил к проигрывателю, вставлял диск, надевал наушники и закатывал в восторге глаза. Поднесенные стопочки он, однако, опустошал вполне исправно, закусывал легонько…
Уже Ванька Дредд, устроивший для начала встречу соскучившихся друг по другу сушеных голов, сбросил цветастый балахон, оккупировал кухню и готовил необыкновенное папуасское блюдо с труднопроизносимым названием. Ингредиенты в этот шедевр островной кулинарии входили такие, что не только гастрономический конформист Леха, но даже всеядный Никита предпочел ничего о них не знать…
Уже Инга, устроившись в глубоком кресле в самой непринужденной позе (ноги на подлокотник, и гори огнем никчемная скромность!), с большим искусством рассказывала анекдоты из студенческой жизни, и благодарных слушателей у нее было хоть отбавляй. Да практически все человеческие существа, кто не готовил или не внимал музыке…
Уже профессор с далекого Персея, вкусивший литра полтора отменного домашнего рассолу, требовал от Фенюшки поведать без купюр, что она знает о прошлом прилете рептилоидов на Землю, а берегиня что-то отвечала…
Словом, наступило уже то великолепное время, когда русское застолье переходит наконец-то из прохладной «разгонной» фазы в любимую всеми фазу «коммуникационную», — а сильфиды Антонины все не было.
Первым забеспокоился хозяин.
То есть беспокоился-то он давненько, просто думал, что вот еще минуточка — и девушка придет. Но минуточки бежали, а Тоня не появлялась.
Илья прошествовал к Паше и пощелкал перед его лицом пальцами, легонько зацепив при этом самый кончик носа.