— Дружить, говоришь? — надвинулся на него Попов. — Кровосос! Не жираф он, видите ли. Баобабы ему не сок! Пей, иждивенец, пей, пока не усох. Вон рожа-то совсем с кулачок.
С этими словами Леха начал щедро вливать в губастый рот экзотическое содержимое пачки.
Голова скабрезно осклабилась, внутри у нее что-то заурчало. Урчание живо напоминало звук, с которым опорожняется смывной бачок — да не современный, а изготовленный во времена, которые тот же Попов называл «периодом истерического метеоризма».
— Берегись! — раздался отчаянный Фенечкин возглас. Но было уже поздно. Жутковатый амулет превратился в подобие садовой лейки. Закачанный баобабовый сок начал под давлением извергаться обратно из всех возможных и, казалось бы, совершенно невозможных отверстий. Голова при этом стала медленно раскачиваться и быстро раскручиваться на своей шлейке, орошая все подряд.
Водитель встречного тонированного до безобразия джипа, углядев фонтанирующий салон «Оки», немедля погнал машину в лучший городской автосервис, чтоб установить модный «ватер кондишн». В мастерской этот крендель, напоминающий терминатора с головой микроцефала, принялся доказывать виртуозу разводного ключа и газовой горелки Черепанову, что в каждом уважающем себя ремонтном заведении должна быть подобная услуга. Матвейка-Паровоз выслушал клиента внимательно: он всегда был участлив к водителям-дегенератам и водителям-женщинам. Кроме того, он узнал в посетителе Тыру, шестерку Бакшиша. Ссориться с последним Черепанов совсем не хотел. Он без промедления отправил гонца в магазин сантехники за десятком распылителей для душа, канистрой и садовым насосом, а когда удовлетворенный Тыра покинул мастерскую, покрутил пальцем у виска.
Тем временем запас жидкости в сушеной голове исчерпался. Мокрые бойцы за правое дело с облегчением выматерились. От души, но, памятуя о нежных чувствах Фенечки, про себя. Покончив с этим важнейшим для всякого русского мужика делом, принялись, выражаясь литературно, зализывать раны. Единственное, что их утешило, — сок молодых побегов баобаба в нахлынувшей ситуации был явно предпочтительней пресловутого «кровавого мерина».
Так с шутками и прибаутками трудящиеся безработные прибыли в район запланированного барбекю.
Озеро Пятак — восемь тысяч девятьсот двадцать пятое по величине в мире. Ровным счетом. Если, конечно, верить статистике. Пусть и уступает оно за явным преимуществом Байкалу по величине и глубине, но в вопросе девственной чистоты еще неизвестно, кто кому даст очко вперед.
Обнаружили его в свое время опричники Ивана Грозного. Когда «зачищали» после победоносного прохождения стрелецких войск на Казань территорию вокруг древнего поселения кривичей (именовавшегося тогда Кафтаново) от затаившихся бандформирований.
Укрытое со всех сторон дубовым лесом, камышами и холмами озеро блестело пред зоркими очами царевых силовых структур в лучах закатного, с рыжинкой, солнца как новехонький медный пятак. За что и приобрело название от не лишенных поэтичности опричников. Возможно, местные племена и называли озеро по-своему. Очень даже возможно. Только спросить после продолжительной и тщательной «зачистки», вот беда, было не у кого.
Питалось озеро, по необъяснимому капризу природы, подземными и, похоже, серебросодержащими источниками. Во всяком случае, вода в нем никогда не цвела и ряской не зарастала. На дне не заводился ил, а потому отродясь не водилась даже мало-мальская рыбешка. Зато прозрачность оставалась исключительной, в любой сезон, в любую погоду. В последующие за опричниной эпохи, когда округа заполнилась новыми поселениями, этой прозрачностью с корыстными целями пользовались местные пейзанки на выданье. Прибегнув к услугам сарафанного радио, они загодя узнавали о выдвижении на Пятак барина или какого другого важного отдыхающего, с утра пораньше румянили тугие щеки плодами свеклы, угольками подводили соболиные брови и опрометью уносились к озеру. Там они коротали время в хороводах и народных песнях.
Там они коротали время в хороводах и народных песнях. Едва на горизонте поднималась пыль от передвижного средства, девки скоренько разоблачались и шмыгали в прозрачную жидкость. Приехавший искупнуться барин становился невольным очевидцем показательных выступлений пловчих-синхронисток.
Впоследствии многие из них, те, что благополучно проходили кастинг, получали от благодарного зрителя различные гранты. Кто — поездку на уездную дискотеку, кто — серебряный целковый, а кто — и породистого сына. Да что там какие-то ветхозаветные баре!.. Сам красный генерал Картафанов, интеллигент в нулевом поколении, образованнейший, между прочим, человечище, с боями проходя через родной городок, любил наведываться к сей незамутненной купели. Блестящий юный командир частенько врывался на песчаный берег с пистолетом маузер в одной руке, с шашкой наголо в другой и звуками могучего голоса призывал купальщиц к порядку.
— Сильфиды! — кричал он, не выходя из боевого ража. — Я ваш сульфид, я ваш суперсульфат. Я к вам пришел навеки насладиться! Долой растленную буржуазную мораль! Даешь, так сказать, удовлетворение forever! [7]