— Ну моих. Хоть и не рук.
— Расскажи, милая! — загорелся узнать технические подробности Алексей.
— А чего рассказывать? Есть у меня на примете вагон приличного пространства, оттуда и отщипнула толику.
— А чего рассказывать? Есть у меня на примете вагон приличного пространства, оттуда и отщипнула толику.
— Вагон и маленькая тележка, — раскачиваясь и брякая клыками на бусах от гордости за собственное остроумие, встряла сушеная черепушка.
— Никаких тележек, — отрезала Фенюшка. — Зато вагон самый настоящий, правительственный. Нынче-то государственные люди все больше на аэропланах перемещаются, а раньше поезда предпочитали. Вот и стоит один такой бронированный состав в нашем депо на консервации. Позабыт-позаброшен. Никому-то он, бедненький, не интересен, а ведь до чего устроен разумно! Я и позаимствовала из него чуток объема. На время, конечно. Мало будет, еще возьму.
— Погоди-ка, радость наша, — не унимался Попов. — Как же удалось тебе втиснуть в крошечную машинку столько места? Снаружи-то наша «Ока» как была букашкой, так и осталась.
— А как у тебя в животе километр кишок помещается? — саркастически поинтересовалась Феня.
— Так они уложены аккуратно. И содержимого в них, если разобраться, не столь много. Пустота, стакан чаю да горсточка вареных жаб.
— Вот и я, — сказала берегиня, — аккуратно работала. Немного пустоты, пара чайных диванчиков, дерюжка на пол. Можно было бы и про лягушат вспомнить, что на тех диванчиках устроились, да я девушка тактичная.
— Попа с хвостиком! Нокаут в первом! Шрапнель твою в тыл! — выразили восхищение тактичностью незримой дамы сердца ее верные рыцари.
Сушеный Доуэль повернул жуткую рожу вперед, застучал дробно зубами в ритме марша и скомандовал:
— Заводи мотор, водила! Акселератор до упора! Тор-рмоза придумал трус!
Илья отпустил наглому амулету звонкого щелбана, повернул ключ зажигания и послал проснувшуюся «окушку» в направлении проспекта Градоустроителей (бывший Далеких Канонад).
Лихо полетела машинка спасать квакушек, ой лихо! Знаменитые картафановские ухабы да колдобины так и выпрыгивали испуганно из-под ее резвых колесиков.
Дорога к пойме реки Черемухи, где лежали самые известные и обширные на сто верст в округе болота (строго говоря, никакие не болота, слегка подтопленная сеть речных стариц), оказалась редкостно приличной. Не то слово — просто отменной оказалась дорога! Кого другого подобное чудо могло бы сильно удивить, только не наших героев. На лету сообразили друзья, для каких целей могли проложить новенькую двухполосную бетонку к трясинам.
— Верным путем движемся, товарищи! По этой трассе наших царевен и вывозят, — заявил с правительственного диванчика Попов, озвучивая общее мнение. И потер руки, соскучившиеся по молодецкой работе.
Илья добавил скорости. Двигатель грозно рявкнул, будто напрочь забыл, что в нем всего-навсего два немудрящих цилиндра и отродясь не водилось турбонаддува. «Ока» за считаные мгновения преодолела порог ста пятидесяти километров в час, прижалась к дороге и полетела. Хилые деревца, которым близкое дыхание черемушских топей исковеркало не только стволы, но и всю жизнь, слились для друзей в единое зеленоватое месиво.
Как ни печально, машинку в конце концов пришлось оставить. Иссякла дорога. Закончилась она просторной, опять же бетонной, площадкой, на которой без труда могла бы развернуться хорошая фура о восьми осях. А то и две. В настоящее время, впрочем, площадка пустовала. В сторону болота от нее уходила широкая тропа, замощенная ветками наподобие гати. Рядом с тропой пролегал глубоко продавленный в грязи, жирно блестящий «санный путь».
Рядом с тропой пролегал глубоко продавленный в грязи, жирно блестящий «санный путь». Между следами от полозьев виднелись отпечатки широкой гусеницы.
— Снегоход «Буран», — определил Никита.
— Досюда они, значит, волоком наших красавиц тягают, — покачал головой Леха. — А дальше на колеса — и айда по французским ресторациям.
— Да, на широкую ногу развернулись браконьеры поганые, — сказал Илья, наматывая на кулак бусы папуасского амулета. Получилось что-то вроде экзотического кистеня. Муромский качнул сушеной головой влево, вправо, задумался на секунду и приказал: — А ну, троглодит, зубы покажи!
Черепок жутко оскалился. Зубы у него были подточены в форме пилы, слегка отогнуты наружу и вычернены у корней.
— Лепота, — решили друзья, невольно содрогнувшись. — Первый раз увидишь, с непривычки и обделаться можно. Так держать, профессор!
Голова что-то проскрежетала в ответ. Поскольку рта она не закрывала, разобрать слова было трудненько. Да наши герои не больно-то и огорчились. Ясно же, что может сказать вяленая голова дикаря-каннибала. Вряд ли процитировать «Стихи о Прекрасной даме» Блока либо сонет Шекспира. Опять, поди, какую-нибудь непотребщину.
Тропа, в отличие от шоссе, была извилистой и не больно-то гладкой. Она огибала то пятачки свинцовой воды, то гнездовья бородатых кочек — каждая высотой среднему человеку до пояса. В паре мест друзьям пришлось переходить неширокие ручьи. Леха с Ильей, хоть и обзавелись сапогами, шагали осторожно, боясь провалиться. Один Никита ничего не страшился. Боевой костюм санитарного инспектора позволял ему без робости бродить даже по грудь в соляной кислоте малой концентрации.