— А почему, друг Ванята, ты Ванята? — поинтересовался Иван-королевич у прихлебывающего водочку старлея. — Это что, фамилия, имя или прозвище?
— Вообще-то зовут меня Сергей, фамилия Ванятин. Старый казацкий род. Предки мои во времена похода Ермака осели на Алтын-горах. Атаманом у них тогда был славный Шушун, может, слышали?
Слушатели отрицательно покачали головами.
— Вот тоже учат в школах. Ермака все знают, а Шушуна — кто? Ладно. Короче, основали алтынское казачество и жили припеваючи до постреволюционной действительности. Потом казаков запретили как класс… — Взгрустнув, старлей примолк, однако через секунду взвился соколом и клятвенно вскричал: — Но пепел класса бьется в наших сердцах!
Походив некоторое время перед сопереживающей аудиторией, конногвардеец продолжил:
— Жили мы в коневодческом колхозе. Первым освоенным мной транспортным средством был не педальный конь, а всамделишный. Да и на фиг нам сдались все эти вело-, мото — и автоколымаги! Коняга, парни, умнее, чем собака. Верный товарищ. Добрый, послушный, быстрый как ветер. Людей бы делать из этих коней, лучше бы не было в мире людей! Й-эх!
В волнении он хватанул полный бокал.
— Помню, привезли нам как-то фильм про индейцев. А назывался он «Ванята — сын Ибн Шушуна». Скажете, совпадение? Может быть, может быть. Мы с пацанами тут же организовали индейскую общину. Все индейских имен набрали, а меня сразу и прозвали — Ванята. Благо у нас на Алтыне легенды и сказы про Шушуна в ходу до сих пор. Нет, вы действительно не знаете, кто такой Шушун?
— Точно так, — ответствовал за всех Алексей. — Ни сном ни духом.
— Хозяин, — обратился старлей к Муромскому и кивнул на гитары, — я вижу, у тебя инструменты есть. В рабочем состоянии? Разреши попользоваться. Сейчас я вам устрою урок истории. И заодно уж филологии.
Потомственный казак, пожизненный индеец, кадровый конногвардеец, просто хороший человек Ванята заглушил у маленькой гитарки три струны, подстроил ее под себя, взял вступительный аккорд и объявил:
— «Слово о подходе (к делу) славного Шушуна»!
Однажды в древние века
В харчевне «Логово быка»
Сошлись три ражих чудака
Под бражный звон.
Кипели, словно самовар:
Мол, тот, кто сквозь хмельной угар
Вслух скажет внятно «Гибралтар»,
Тот — чемпион.
Один — шотландский богатырь
Сэр МакИнтош, вельможный хмырь
(Хоть спьяну истинный колдырь,
Шатун-болтун).
Второй — барон фон Лапсердак,
Кондовый форменный пруссак.
И третий был лихой казак —
Седой Шушун.
Сэр МакИнтош, вскричав «О йес!»,
За вискарем в карман полез,
Уан дринк отпил в один присест,
На три глотка.
Взревел фон Лапсердак: «Майн Готт!» —
И шнапсом выполоскал рот,
Спесиво глянул в свой черед
На казака.
Казак Шушун, хотя и ветх,
Воскликнул: «Всех свистать наверх!
Эй, как тебя там, человек,
Даешь вина!»
И, раскрутив бутыль винтом,
Он заработал кадыком
И с маху емкость целиком
«Убрал» до дна.
«Упс, — буркнул уязвленный сэр. —
Бутылка есть дурной размер,
Зело заразен сей пример,
Геноссе фон?
Не посрамлю Лох-Несс родной;
Нет, не Маклауд, я — иной,
Тряхну шотландской стариной,
Пусть дух мой вон!»
И, крякнув, хлопнул виски Мак.
«Зер гут, — пролаял Лапсердак, —
Их бин не попадать впросак
Или в коллапс».
Барон на шнапс с тоской взглянул,
Барон решительно вздохнул,
Барон, бравируя, сглотнул
Свой мутный шнапс.
«Даешь!» — толпа ревет с трибун.
«Даю, — кивает им Шушун, —
Со мною птица Гамаюн,
И это плюс.
Бутылка? Даже не смешно,
Пора размяться бы ковшом.
Я продолжаю наше шоу,
Шоу а-ля рюсс!»…
Соло! — И гитарка птицей запорхала в руках неистового исполнителя, издавая зажигательную мелодию, похожую на репертуар всемирно известной кельтской панк-фолк-группы «Чумаки».
…Вот занимается заря.
Богатыри к ноздре ноздря:
Шотландец после вискаря
Дал слабину;
Напротив, шнапсом стол залив,
Страшней, чем узник замка Ив,
Барон сидит — ни мертв ни жив,
Ни тпру ни ну.
Они сопят, пыхтят, кряхтят,
Они закончить спор хотят,
Сложить пытаясь звукоряд,
Как детский пазл:
От двух полезших в спор задир
Осталось только «гыр» да «быр» —
Ночной зефир струил эфир
Оральных спазм.
А что ж Шушун? Он на коне,
Он не остался в стороне,
Он, нежась в зелене вине
(Как и не пил),
Сказал, потупив скромно взор:
«Ну Гибралтар. И кончен спор».
Добил контрольно: «Лаб-ра-дор!»
И — победил.
Он победил и был таков.
А с тех запамятных веков
Сапожник ходит без носков,
Портняжка ходит без портков;
Игра идет без дураков:
На сотни разных языков
Раздроблен мир.
И наш язык тем и хорош —
Мы говорим на нем что хошь, —
Все прочие, ядрена вошь,
Сплошной «гыр-гыр»!
Струны на гитарке, словно дождавшись финала, задымились и лопнули. Задохнувшийся сказитель с возгласом «Уф!» благодарно принял заботливо поданный ему бокал.
Задохнувшийся сказитель с возгласом «Уф!» благодарно принял заботливо поданный ему бокал.
Слушатели, вдохновленные ликбезом, расшалились не хуже эпических богатырей. Сначала затеяли игру в фанты с обязательным распитием. Затем раскрутили бутылочку, одновременно пустив по кругу другую. После этих народных забав и игрищ с радостным изумлением убедились, что все они, как один, без сомнений потомки славного Шушуна. Поскольку легко выговаривали и «Гибралтар», и «Лабрадор», и даже зубодробительную идиому «корпускулярная лаборатория», придуманную Тоней.