Шли, однако, недолго. Тропа вывела на сравнительно сухую полянку, окруженную с трех сторон корявыми черемухами да калинами. С четвертой стороны к полянке примыкала бескрайняя водная гладь, украшенная там и сям нашлепками болотной растительности. На полянке обнаружился снегоход «Буран». Из кустов виднелся бок конных саней-розвальней с широкими полозьями. Поодаль под брезентовым навесом возвышался разборный столик со скамейкой, на столике отдыхал переносной телевизор, а рядом громоздилась прочая походная утварь. Тут же стоял дизель-генератор и спала прикованная к генератору кудлатая псина размером с добрую свиноматку. Людей видно не было.
На появление незнакомых людей зверюга отреагировала в высшей степени прохладно. Приоткрыла один глаз, тягостно вздохнула, дернула шкурой и вновь задремала. Друзья решили пока что не тревожить сон собачки. Кто знает, как она отреагирует на попытку освободить ее от рабских пут? Вдруг тяпнет, не разобравшись, что к чему. А пасть-то у нее вон какая!
Возле самого бережка в воде теснилась внушительная гроздь проволочных садков, наполненных лягушками.
Между садками плавали кверху спинами два тела. Голые, потемневшие от воды, слегка уже раздутые. Вроде мужские.
— Опаньки, утопленнички! — неприятно поразился Леха. — Никак, ребята, офигенно конкурентное это занятие, жабий бизнес.
— Где, брат, большие деньги, там и преступления, — менторски сказал Илья. Не то чтобы захотелось ему поучить друзей жизни, которую они знали не хуже. Просто растерялся мужик, вот и понес банальщину. Но опомнился и нерешительно хмыкнул: — Никит, ты по части жмуриков мастак. В морге небось закалился. Не в службу, а в дружбу… Вытащить бы их надо, что ли?
Добрынин сказал: «Какой разговор!» — живо выломал в кустах длинную и толстую сухую суковину.
Найденным возле садков куском проволоки приладил к ней санитарный багор и полез в воду. Подцепил ближайшего мертвяка за шею и рывками поволок к берегу.
Мертвяк, однако, чего-то заартачился. Он задергался, будто живой, и как пропеллер катера на воздушной подушке забил руками и ногами, поднимая тучу брызг. Добрынин тотчас бросил инструмент спасения, опрометью вылетел из воды. Да так шустро, словно соседство с буйным утопленником его ни капельки не соблазняло.
— …Твою в рымбу тридцать три раза через клотик смолеными концами! — проорал ему вослед вызволенный из пучины голыш и погрозил кулаком. — Сукин ты сын! Живого человека крюком за горло! — И вновь в адрес Никиты полетела пространная непечатная тирада с преобладанием военно-морских эпитетов.
Леха начал судорожно хлопать себя по карманам в поисках заветного блокнотика, где вел словарь славнейшей человеческой брани. Блокнотик, увы, отсутствовал.
— Э, дядя, остынь! — прикрикнул на расходившегося плавунца Муромский.
Поскольку тот униматься не думал, Илья швырнул в него выдранным тут же куском дерна. Дерн угодил «живому трупу» прямехонько в пасть, заставив на время заткнуться.
— Вот так, — сказал Илья, с нежностью глядя, как тот отплевывается и отфыркивается. — А сейчас перейдем к обоюдно полезному диалогу.
— Ты уж прости меня, земляк, — виновато сказал Никита. — Кто ж мог предположить, что ты не захлебнулся, а вовсе даже наоборот? Кстати, а приятель твой тоже в ажуре?
— В полном, — сердито ответил бывший утопленник.
— Да как же так?.. — выдохнули друзья. — Книзу ж мордой!
— Зато кверху какой. Видали? — Голыш ткнул перепончатой пятерней в шею под ухом. На шее виднелись какие-то полосы наподобие щелей. — Жабры, ясно?
— Ихтиандры! — первым отреагировал Попов. — Человеки-амфибии!
— Люди-акулы, — поправил его Добрынин, припомнивший некоторые уроки, полученные в боевой молодости.
— А ты откуда знаешь? — уже почти без раздражения спросил первый ихтиандр, тормоша приятеля. — Тоже небось отставной, военная косточка? Какой флот приписки, товарищ?
— Сухопутный я. Из дальневосточных погранцов. — Про журналистскую и комиссарскую деятельность Никита решил на всякий случай не распространяться. — Старший лейтенант запаса Добрынин. Можно попросту Никита. Это Илья и Алексей.
Амфибии выбрались на сушу, оделись, представились. Первого, ставшего объектом Никитиной спасательной операции, звали Петром Петровичем. Второго Семеном. История их была обыкновенна и по-своему печальна. В прошлом они являлись членами элитного подразделения боевых пловцов «Ксенакант», названного в честь доисторической пресноводной акулы. Призванием их было скрытное проникновение водным путем в Западную Европу. Проникали неоднократно, за что правительственные награды имеются. А только после отставки оказались не у дел. Военной пенсии на жизнь хватало бы, будь они обычными людьми. Но «ксенакантам» в звании ниже полковника (полковникам жабры удаляют за государственный счет) для выживания необходима вода. Желательно чистая и желательно, содержащая твердые взвеси. Как раз такая, как в части западноевропейских рек. Туда бы и отправиться им на заслуженный отдых, поселиться где-нибудь на берегу Одера или Сены, жениться… Но в тетушке Европе русских людей-акул ждали с распростертыми объятиями вовсе не сдобные прусские бюргерши или хрупкие французские нимфетки.
Препараторские столы военных лабораторий и дружелюбное внимание спецов контрразведки.
К счастью, вода в бассейне реки Черемухи подходила им почти идеально — взвесей поменьше, зато чистоты побольше. Петр Петрович с Семеном, как и многие пресноводные люди-акулы до них, перебрались в окрестности Черемысля. Устроились спасателями на лодочную станцию в Картафанове. Служебный домик на берегу, купальщицы и яхтсменки — красота!